style="font-size:15px;"> – Деньги? – Стэнли смеется и качает головой, как будто разговаривает с несмышленышем. – Деньги – это главный фокус из всех, какие есть. Они нужны только для того, чтобы сделать еще больше денег. Но все, за что ты платишь, можно просто взять даром.
Клаудио глядит на него скептически и вытирает влажные ладони о свой впалый живот.
– Что, не веришь? – спрашивает Стэнли. – Тогда назови мне любую вещь, какую хочешь. И я принесу ее сюда меньше чем через час. Принесу сразу пару таких вещей. Давай устроим проверку на вшивость.
– Тебя поймают.
– Никто меня не поймает. Ну же, что бы ты сейчас хотел? Часы? Красивые часы? Я добуду пару отличных часов, тебе и мне. Одинаковых.
– Не стоит выходить на улицу среди дня. И тебе надо подстричься. Выглядишь как бродяга и вор.
– Ничего подобного! – возражает Стэнли. – Я выгляжу как приличный американский юноша.
И он проводит рукой по своим спутанным кудрям.
– Ты похож на обезьяну. Грязная американская мартышка.
Клаудио, хитро ухмыляясь, приближается и загребает в горсть волосы Стэнли. Одеяло падает на пол; Стэнли бьет Клаудио по руке и отталкивает его, но затем вновь притягивает к себе.
Дождь прекращается только через двое суток; Стэнли к тому времени уже измаялся от безделья и рвется на прогулку. Прохладным ранним утром он вытаскивает Клаудио на круговой перекресток, где они завтракают крадеными апельсинами и бисквитными батончиками. На кольцо выезжает рейсовый автобус до Санта-Моники. Разом встрепенувшись, Клаудио сует в липкие руки Стэнли свой недоеденный апельсин и мчится к остановке. Уже на другой стороне Мейн-стрит он с улыбкой оборачивается, и Стэнли улыбается в ответ. Этот обмен улыбками через оживленную улицу подразумевает не только взаимное доверие, но и многое сверх того. Клаудио исчезает за автобусом, потом силуэтом появляется за его окнами и наконец устраивается на сиденье. Стэнли смотрит на его остроносый профиль – периодически закрываемый пассажирами в проходе или грузовиками на улице, – пока автобус не отъезжает от остановки.
Он направляется к набережной, пересекает променад и спускается к пляжу, на ходу доедая последнюю ярко-оранжевую дольку и облизывая пальцы. Крошит апельсиновую кожуру и бросает ее чайкам, копошащимся в полосе прибоя. Схватив добычу, птицы сразу взлетают, но затем разочарованно роняют кожурки в воду, где на них, в свою очередь, пикируют другие чайки. Синева океана под стать небу, только он непрозрачен и покрыт серебристыми штрихами солнечных бликов. Ряды пенистых волн вздымаются в полусотне ярдов от берега, на мгновения образуют пустоты под загибом гребня и со звуком, напоминающим щелчок тяжелого кнута, обрушиваются на берег. Раскатистый рык прибоя эхом разносится над набережной.
Стэнли вытирает губы, ощущая вкус цитрусового сока на пальцах, и вспоминает зимний сбор урожая в Риверсайде. В первую неделю работы он съел, наверное,
