е говорили о том, что он много страдал. Но ему не сочувствовали: старый хрыч, должно быть, неплохо устроился в жизни, раз мог позволить себе умирать с комфортом. Причиной же его всегдашнего мрачного расположения духа, по всеобщему мнению, была нечистая совесть.
По выходным на поезде приезжала внучка, сердитый вихрастый подросток с облезлым носом. Её приезд никак не отражался на самочувствии старика, во всяком случае, с виду. По обыкновению, они молча завтракали в столовой, почти не глядя друг на друга, как посторонние. Тот, кому взбредало в голову разделить с ними компанию, уже через пять минут начинал второпях давиться едой – до того тягостной казалась ему атмосфера за столиком.
Но это была только внешняя сторона. Дед и внучка, и правда, не питали большой взаимной привязанности, но всё же находили общество друг друга весьма приятным. Пребывая на разных этапах жизни, они переживали до странности похожие чувства отвращения к миру. Прошлое таяло, словно сон, впереди была беспросветность, а ближние, приходившие в восторг лишь от того, что живут, казались законченными идиотами.
После завтрака, прихватив с собой термос компота и отварные куриные грудки, они уходили в парк. Часами бродили по тенистым дорожкам, пестрящим пятнами солнца, лежали в шезлонгах, щурясь на устремлённые в небо кроны деревьев, то тихо о чём-то переговаривались, то дремали. Так проходило время до полдника. После старик отправлялся «на припарки», а внучка, сверкая глазами, носилась по окрестностям на взятом в прокат велосипеде.
В один из таких дней вопреки прогнозам зарядил дождь. Подросток, закутавшись в одеяло, лежала поперёк кресла, любуясь сумрачной зеленью сада и тускло блестевшими крышами под низким, словно задымлённым небом. В открытую балконную дверь залетали лёгкие мелкие капли и беззвучно шлёпались на пол.
– Дед, – вдруг спросила она, – твой лучший друг тебя навещает?
– Нет.
– Он умер, да? От старости или заболел?
Старик оторвался от книги.
– Нет, он умер ещё молодым.
– Понятно… Ты любил его?
В шуршании дождя старику послышался сухой треск, с балкона потянуло мокрым железом.
– Мы были знакомы очень недолго, – сказал он. – Но эта встреча решила мою судьбу. Потом он погиб. Я уцелел по чистой случайности. А после не встретил ни одного близкого мне по духу человека.
– За всю жизнь?
– За всю жизнь.
Внучка приподнялась на локте и округлила глаза, старик печально улыбнулся.
– Знаешь, – сказала она, подумав, – со мной то же самое. У моей лучшей подруги сегодня день рождения, а я не хочу идти.
– Почему?
– Не знаю. Иногда хочется заорать на неё, до того она меня раздражает. Хотя ничего особенного не делает.
– Так ты заори. Тогда она что-нибудь сделает.
– А если обидится?
– Ну и что? Уйдёт и перестанет тебя раздражать.
– Скажешь тоже.
– Она же тебе не нравится.
– Ну да, но… Не так это просто, дед.
Дед не стал спорить, спросил участливо:
– А она не обидится, если ты не придёшь на день рождения?
Внучка замялась.
Нет, подруга не обиделась, – дедова болезнь послужила законным оправданием, – но девочка слишком рано усвоила, что излишняя откровенность в общении с человеческими существами вредна и даже опасна. И всё-таки в этот день они с дедом сидели рядом, соединенные полумраком, ненастьем и одиночеством. Она решилась.
– Я сказала, что ты болеешь, а меня заставляют с тобой сидеть.
Лицо старика, секунду назад благодушное, ожесточилось. Не успев пожалеть о глупом порыве, девочка испытала острое разочарование, оттого что единство с дедом оказалось иллюзией. Разочарование быстро сменила злость.
– Так проще, ясно? – огрызнулась она.
– Проще? Что именно?
– Всё! Ты ведь не станешь говорить подруге, что она тебя бесит, а предкам – что тебе тошно смотреть, как они страдают и ненавидят всё вокруг! Терпеть не могу эти рожи! Отстаньте от меня все!
Подтянув колени к подбородку, она отвернулась к спинке кресла и закрыла глаза, давая понять, что разговор окончен.
– Зачем ты лжёшь по таким ничтожным поводам? – холодно осведомился дед.
Она уткнулась носом в одеяло, щёки моментально стали мокрыми.
Захлопнув книгу, старик поднялся. Дождь лил уже свободно, от души, стоял, как призрачный занавес, отделяющий
