говорил так, будто предсказывал будущее, и девочке стало не по себе. На помощь пришёл сарказм.
– Всё как обычно. Врать плохо, но все врут, ложь – философский камень, но пользоваться им не стоит. Зарублю себе на носу.
Старик устремил на неё странно блестевшие глаза.
– Я хочу тебе кое-что рассказать. Историю предательства и жертвы.
Стало тихо. Лиловато-серое дымное небо прильнуло к окнам, наполняя комнату причудливыми тенями. В этот миг случилось что-то очень важное, девочка это почувствовала, но по привычке, не отдавая себе отчёта, сделала вид, что сейчас помрёт со скуки.
– Там есть любовь, – добавил старик. – И потеря. И ложь, которая идёт рука об руку с каждой великой историей, одних обрекая на вечную жизнь, а других – на долгое прозябание в ожидании смерти.
I. Полицай
Это случилось очень давно, в стране, которой больше нет, в эпоху, о которой врут много и вдохновенно. По стране шла война. Шла уже целый год, покрывая её просторы трупами и оплавленным железом. Молодой лейтенант очнулся в госпитале после ранения, далеко от дома, в городке, занятом врагами. Он выжил, но лишь затем, чтобы очень скоро погибнуть в лагере для военнопленных.
Он не хотел умирать. Он не мог поверить, что его только начавшаяся жизнь уже закончилась. Она и без войны не баловала его радостями, – с высоты сегодняшнего дня жизнь этого парня и вовсе может показаться убогой, – но тем горше было осознавать, что всё закончится мучительной смертью от голода, болезни или пули в затылок. Это было несправедливо.
Судьба, как это часто бывает, предложила ему два совершенно негодных выхода из положения. Он мог примкнуть к горстке военнопленных, которые собирались бежать из госпиталя и проникнуть за линию фронта, к своим; другая возможность – перейти на сторону врага. Первый путь был высок и труден и мог закончиться смертью, ещё более мучительной, чем в лагере. Второй обещал жизнь, но для этого надо было изменить присяге и отечеству. Не выбор, а злая насмешка.
И всё-таки парень выжил. Он нашёл третий путь – перешёл на службу врагу, дав себе слово жить так, чтобы после войны, чем бы она ни кончилась, ему было не в чем себя упрекнуть. Конечно, это был самообман. Но наш герой был только человеком и верил в то, что говорил. Его выпустили из госпиталя, поставили на квартиру, назначили жалование и продовольственный паёк. Что же до благородных намерений, то за них поблажек не полагалось. Теперь он был полицаем – грязью на сапогах завоевателей.
– Опять явились, ироды? – сказала тощая старуха в первой же хате, куда он с напарником пришёл осуществлять реквизицию тёплой одежды. – Что вы всё ходите? Всё ж забрали уже, сколько можно?
– Приказ, мать. Не слышала? – по-хозяйски проходя в комнату, ответил напарник. – Доставай тёплые вещи.
– Нет у меня ничего.
– Давай-давай. На дворе осень. Или хочешь, чтоб твои освободители задницы себе отморозили?
– О ком толкуешь-то?
– Смотри, бабка – пойдёшь у меня как
