глупая история, – обескураженно сказал он и вернулся к пани Ванде. – В конце концов, мы можем вылезти и через окно. Но что за мальчишеские шутки!
– Не говорите так, не говорите так! – просила она. – Зачем провоцировать?
В то же мгновение двери медленно открылись наполовину. Кшепневский в ярости толкнул их, распахнул настежь, и вслепую выстрелил в глубь сеней три раза. В ответ он услышал где-то вверху, над собой, громкий смех, а потом крик Ванды. Он бросился с фонариком в другой конец сеней. Там он заметил лестницу на чердак. Не долго думая, он стал карабкаться вверх, откуда все еще доносились взрывы смеха. Когда он добрался до конца и выбил ногой дверь на чердак, все вдруг погрузилось в тишину. В свете фонарика он разглядел маленькую, затянутую паутиной, заваленную обломками домашней утвари, обручами от бочек и древесными стружками комнатку. В ней не было никого. Проклиная все на свете, нервно пощипывая усы, он поспешно спустился вниз и вернулся в комнату. Тут он заметил, что Ванда в обмороке. Разжав ее зубы охотничьим ножом, он налил ей в рот немного вина. Она вздохнула, открыла глаза и, обняв его судорожно за шею, прижалась к нему со всей силой. Грудь ее затряслась от тихого рыдания, истосковавшиеся губы искали его губ.
И так на границе страха перед неизвестностью и страстью, между красотой жизни и сумраком «того берега» она ему отдалась. Пелена безумства заслонила их глаза и отделила пурпурной завесой от злых сил дома. Отдались друг другу в сладком забвении, слепые и глухие ко всему, что вокруг них происходило. Насыщали желания своих молодых и здоровых тел, равнодушные ко всему вокруг, к тому месту, где они соединились, к целому миру. Мужчина и женщина! Он и она!
В наивном, детском неведении они подчинились воле темного предназначения, приведшего их обоих в эту странную комнату на час любовного соития. В опьяняющем экстазе они не замечали призрачных лиц, которые склонились над ними и с загадочными улыбками наблюдали за их любовными играми. Они не слышали вокруг себя таинственных голосов и шепота. Сплетенные в любовном объятии, они не знали о том, что сбываются чаяния «того берега», что творение их разогретых наслаждением тел – это то, что ожидалось годами, а, может быть, столетиями…
* * *
Так был зачат ребенок, который уже в колыбели был отмечен печатью потусторонней силы.
* * *
На рассвете, после ночного ужаса и любовного экстаза, мужчина и женщина, на мгновение соединенные химерой судьбы, разошлись каждый в свою сторону, чтобы уже никогда больше не встретиться.
У кузнеца
Годом позднее пани Гневош, жена кузнеца из Крулювки, выйдя ранней порой из дому, чтобы накормить бродивших по двору голодных кур, нашла у своего дверного порога подброшенного младенца. Ребенок, которому на вид было месяца три, какой-то тихий и безропотный, смотрел на нее широко раскрытыми темно-синими глазами и, казалось, сильно удивлялся миру и людям.
Пани Паулине от жалости сердце защемило. Она взяла подкидыша и отнесла в комнату.
– Бедняжка ты мой, – обращалась она ко все еще удивленному маленькому
