невольно улыбаюсь. Потому что Майкл был прав: Холли держит Бена под пристальным наблюдением. И поскольку никакой драмы тут нет и не предвидится, подруга сама ее состряпает буквально из ничего. Я вот о чем: Бен три раза посмотрел на меня? Всего-навсего?
Я поднимаю крышку тостера и сую под нее бутеры. Мэдди, наш друг, провела здесь предыдущий семестр и припрятала тостер специально для нас.
– Сегодня за ужином я к «карбонаре» даже не притронулась, – Холли многозначительно закатывает глаза.
– Это еще почему?
– А ты подумай, – взгляд посвященного.
– Не знаю.
– Из-за соуса… такой склизкий… как сопли… или еще похлеще… кстати, прошел слух: Брайан…
– Да уж прямо. Зачем ему что-то делать с едой. Это же чудовищно. И глупо. А кто так говорит, сам извращенец.
– Ну, как знаешь, а я к нему больше не прикоснусь.
– Да с какой стати? Кому такое вообще могло прийти в голову?
Холли меряет меня взглядом «наивная!».
– Моя тетя в Квинсленде однажды подрабатывала на каникулах на заводе, где делали ананасовый сок. Так вот, парни там часто мочились в него.
– В сок? Ты уверена?
– Ага. Как услышала об этом, с тех пор в рот его не беру.
– Но разве в то время качество пищевых продуктов не проверяли? Неужели нет?
Вид у Холли становится скептическим. Бутеры подрумянились и превратились в нечто волшебное под шкворчащей сырной корочкой. Райское удовольствие!
– Угощайся, – приглашает она с мрачным кивком, пока я вынимаю их. – Может, нам вообще придется только ими одними и питаться.
Холли с чего-то взяла, что повар Присцилла, раньше работавшая в тюрьме (это правда), хотя сама она называет ее «оборудованным по последнему слову техники исправительным заведением для преступников из числа «белых воротничков», вместе со своим дружком Брайаном мухлюют с продуктами, скармливают нам некачественные, а разницу в цене кладут себе в карман. Брайан водит наш лагерный микроавтобус, он бывший заключенный (может, это и неправда, но с виду очень похож).
Мы зовем их Силли и Брейн – Глупышка и Башковитый. И строим догадки насчет их половой жизни. Вот как мы деградировали в отсутствие телевидения и Фейсбука. Брейна мы доставали вчера всю дорогу до Хартсфилда – хлопали в ладоши и орали песни, когда он отказался включить молодежное радио «Трипл-Джей». И звали его Брейном, а он орал, что он Брайан. БРАЙАН! Мы сделали вид, будто бы притихли, пока кто-то не сказал: «Извини, Брейн».
– Как думаешь, Бен жалеет, что так вышло? Или просто не вспоминает? – спрашиваю я.
– Вспоминает. Тебе просто надо остаться с ним наедине.
На следующий день после ужина Холли подсаживается за столик Бена поболтать. В руках у нее посудное полотенце – знак, что она на дежурстве, и это весь ее вклад в вахту «Камбуз» на сегодня. Я поглядываю на них, стараясь делать это незаметно, и соображаю,
