народа, призыв к борьбе, уверенность в своей силе были в этом крике.
Но даже этот шум был покрыт ревом мотора.
Над толпою несся истребитель. Он выделывал замысловатые фигуры, развороты. За ним тянулась струя дымного следа.
Самолет развернулся, взмыл выше. Рождаясь там, где он промчался, возникло гигантское слово: СТАЛИН.
Слово ширилось, росло. Оно пронеслось над затихшей толпой, величественно проплыло над городом и ушло в страну».
Кончалась книжка всеобщим восстанием против Гитлера – от Франции до Чехословакии… Я по малолетству книжку не прочел, но ее читали старшие; я, как и все, видел фильм. Кстати, книжку после заключения советско-германского пакта на некоторое время запретили.
А «Если завтра война» – картина, о которой разговор позднее, и уж совсем особый. «Ошибку инженера Кочина» я посмотрел лишь после войны, но говорили о фильме много. Фильм, замечу, вполне профессиональный, задушевный, играла в нем даже Раневская, а соавтором режиссера Александра Мачерета в работе над сценарием стал блистательный Юрий Олеша, который к конъюнктуре вряд ли был склонен. А кино – о бдительности, отваге и доброте чекистов (самого обаятельного и доброго из них – следователя Ларцева – сыграл Михаил Жаров). Или совершенно идиотическая картина «Высокая награда» 1939 года, где гнуснейшего шпиона («корреспондента иностранной газеты») играл великолепный Массальский, а отважного лейтенанта госбезопасности красавец Абрикосов, уже тогда бывший любимцем публики!
Была масса военных игрушек. Помню совершенно особый кисловато-пороховой запах пистонов. Для некоторых особенно усовершенствованных револьверов они выпускались лентами. Даже деревянный игрушечный бронепоезд, о котором я мечтал очень долго, выпустила какая-то артель, словно прочитав открытку, адресованную мной Деду Морозу. В ней я просил подарить мне «игрушечный поезд, если есть». Совершенно тогдашнее магазинное – «если есть».
Самым счастливым довоенным днем рождения мне кажется тот, когда мне исполнилось шесть. В числе других замечательных вещей мне подарили игру «Три поросенка», со множеством разноцветных кирпичиков, фигурками Волка, Наф-Нафа, Ниф-Нифа и Нуф-Нуфа. На любимом мною мамином диване мы все утро играли в поросят. День был солнечный, почти весенний (23 февраля), потом приехал отец на наемном «ЗИСе» светло-шоколадного цвета, меня посадили на переднее сиденье, и мы поехали – тогда казалось! – страшно далеко, на Пулковские высоты. Мне было несказанно хорошо – наверное, более всего от великолепного лимузина, его приборной доски, пластмассовой (того же цвета, что и машина, в отличие от обычных черных) круглой ручки рычага скоростей, работающего радио.
И вечер был прекрасный. Пришел, как всегда, отец (я просил его «не забыть надеть орден», и он не забыл), друзья родителей, которых я хотел видеть, подарки принесли разные (случалось, приносили одинаковые, я печалился и, пряча глаза, лицемерно благодарил). Мне дали поиграть в «сжигание кораблей». Это
