и, не обращая внимания на шум и толкотню, занялись ювелирной работой: резали по кости, вышивали, мастерили крошечные модели. Ближе к корме офицеры гуляли по двое, по трое на тесных шканцах, переговариваясь и не мешая другим гуляющим.
В соответствии с флотской традицией они оставляли наветренную сторону Бакленду, пока тот находился на палубе, а в этот вечер, похоже, Бакленд решил задержаться надолго. Он глубоко ушел в разговор с Хорнблауэром. Они прохаживались вдоль шканцевых каронад, восемь ярдов туда, восемь ярдов обратно; на флоте давно убедились, что, когда пространство для прогулки ограничено, разговор не должен прерываться на поворотах. Каждая пара офицеров, упершись в ограждение, поворачивала обратно. На мгновение они оказывались лицом друг к другу и продолжали разговор без малейшей паузы. Все ходили, сцепив руки за спиной – еще мичманами их начисто отучили держать руки в карманах.
Так ходили и Бакленд с Хорнблауэром. Остальные бросали на них любопытные взгляды, ибо даже в этот золотой вечер, когда солнце садилось с правого борта в эмалево-синее море, обещая великолепный закат, все знали, что под ними в каюте лежит несчастный больной, наполовину замотанный в смирительную рубашку, и Бакленд должен решить, что же с ним делать. Взад и вперед, взад и вперед ходили Бакленд с Хорнблауэром. Последний по обыкновению держался почтительно, а Бакленд, по видимости, задавал вопросы. Некоторые ответы явно были для него неожиданны: Бакленд не раз останавливался посреди поворота, глядел Хорнблауэру в лицо и, видимо, переспрашивал. Хорнблауэр, судя по всему, твердо, но с почтением стоял на своем. Солнце освещало изможденное лицо Бакленда.
Может быть, счастливая судьба надоумила Хорнблауэра искупаться под помпой – именно с этого начался разговор.
– Военный совет? – спросил Смит Буша, глядя на двух офицеров.
– Вряд ли, – ответил Буш.
Первый лейтенант не станет напрямую просить совета или даже спрашивать мнение у офицера настолько младше себя. И все же… все же это возможно, если начать малозначащий разговор о чем-то другом.
– Только не говорите мне, что они обсуждают католическую эмансипацию[3], – сказал Ломакс.
«Вполне возможно, – виновато подумал Буш, – что они обсуждают нечто иное – например, как же капитан свалился в люк». При этой мысли Буш поймал себя на том, что машинально ищет глазами Уэлларда. Тот беззаботно болтал на грота-вантах с мичманами и подштурманами. Но, может быть, Бакленд и Хорнблауэр говорят совсем о другом. Судя по их поведению, темой разговора были теории, а не факты.
– Во всяком случае, до чего-то они договорились, – сказал Смит.
Хорнблауэр отдал честь, и Бакленд повернулся, чтобы идти вниз. Несколько пар любопытных глаз устремились на оставшегося в одиночестве Хорнблауэра. Заметив эти взгляды, он шагнул к офицерам.
– Государственные
Движение за предоставление католикам равных прав с англиканами. Этот вопрос оставался одним из самых животрепещущих в политической жизни Британии до начала тридцатых годов XIX века, когда Веллингтон, в то время премьер-министр, продавил закон, позволивший католикам избираться в парламент.
