Шаги приблизились. Кровь стучала в висках и шумела в ушах. Скорее, скорее! О боже! Еще только пять минут!
Раздался стук в дверь. Полосы разорванной материи выпали у него из рук. Он сидел неподвижно, стараясь не дышать и напрягая слух. Повернулась ручка двери. Затем послышался голос Юлии:
– Артур!
Он встал, почти задыхаясь.
– Артур, отворите, пожалуйста, дверь. Мы ждем.
Он собрал разорванную простыню, бросил ее в ящик и торопливо оправил постель.
– Артур! – Это был уже голос Джемса, который с нетерпением дергал за ручку двери. – Вы спите?
Артур окинул взглядом комнату и отпер дверь.
– Мне кажется, Артур, вы могли бы исполнить мою просьбу и посидеть до нашего прихода, – сказала злым голосом Юлия, вплывая в комнату взбешенная. – По-вашему, оно так и следует, чтобы мы полчаса танцевали перед дверью, ожидая, пока нам отворят?
– Только четыре минуты, моя дорогая, – робко поправил ее Джемс, входя следом за ее длинным розовым атласным шлейфом. – Я полагаю, Артур, что было бы куда приличнее…
– Что вам нужно? – прервал его Артур.
Мистер Бертон подставил жене стул и сел сам, заботливо вздергивая у колен свои новые брюки.
– Мы с Юлией, – начал он, – считаем своим долгом серьезно переговорить с вами об…
– Сейчас я не могу слушать вас. Мне… мне нехорошо. У меня болит голова… Вам придется подождать.
Артур выговорил это странным, глухим голосом, то и дело запинаясь.
Джемс с удивлением взглянул на него.
– Не случилось ли чего с вами? – спросил он с тревогой, неожиданно вспоминая, что Артур пришел из очага заразы. – Надеюсь, вы не больны? Вы выглядите так, точно у вас лихорадка.
– Пустяки! – резко оборвала его Юлия. – Все это обычные комедии: просто ему стыдно смотреть нам в глаза. Идите сюда, Артур, и сядьте.
Артур медленно прошел по комнате и опустился на постель.
– Ну, что? – произнес он усталым голосом.
Мистер Бертон откашлялся, пригладил и без того уже гладкую бороду и вернулся к своей тщательно подготовленной речи:
– Я считаю своим долгом… своим тяжелым долгом переговорить с вами о вашем необыкновенном поведении и о ваших связях с… нарушителями закона… с поджигателями и… тому подобными людьми. Я убежден, что вами руководило, скорее, легкомыслие, чем испорченность… – Он остановился.
– Дальше? – произнес Артур.
– Так вот, я не хочу быть жестоким, – продолжал Джемс, невольно смягчаясь при виде усталого и безнадежного выражения лица Артура. – Я готов допустить, что вас совратили дурные товарищи, и охотно принимаю во внимание вашу молодость, неопытность и… еще… еще… легкомыслие и впечатлительность, которую, боюсь, вы унаследовали от вашей матери.
Артур медленно перевел глаза на портрет матери, но продолжал молчать.
– Но
