Я не хочу слишком далеко уходить от берега.
– Есть, сэр.
Если бы не война, ни один вменяемый капитан не стал бы приближаться в темноте к мелководью, особенно когда он не вполне уверен в своей позиции. Их оценка выстроена на череде догадок: как далеко бриг снесло ветром за время дрейфа, как действовали на него приливы и отливы, как замеры глубины соотносятся с отметками на картах.
– Как, по-вашему, сэр, что сделают бунтовщики, когда нас увидят? – спросил Фримен.
Хорнблауэр сам дал повод для такой бесцеремонности, когда объяснил, зачем хочет сменить галс. Вопрос раздосадовал его главным образом потому, что он сам не знал ответа.
– Бесполезно задавать вопросы, на которые время ответит само, мистер Фримен, – резко произнес он.
– Однако так приятно поразмышлять, сэр Горацио, – заметил Фримен настолько невозмутимо, что Хорнблауэр в темноте вытаращил на него глаза. Буш, одерни его Хорнблауэр в таком тоне, обиженно замкнулся бы в скорлупе.
– Можете предаваться размышлениям, мистер Фримен, коли вам так угодно. У меня такого намерения нет.
– Спасибо, сэр Горацио.
Уж не скользнула ли во внешне почтительном ответе легкая нотка иронии? Неужто Фримен тайком посмеивается над старшим по званию? Если так, он играет с огнем. Малейший намек на недовольство в рапорте, который Хорнблауэр представит Адмиралтейству, – и Фримен останется на суше до конца дней. Однако Хорнблауэр прекрасно знал, что не сделает такой подлости – не загубит будущность толкового офицера из-за того, что тот недостаточно раболепен.
– Быстро мелеет, сэр, – внезапно произнес Фримен (и он, и Хорнблауэр подсознательно прислушивались к выкрикам лотового). – Я хотел бы сменить галс.
– Да, разумеется, мистер Фримен, – сухо ответил Хорнблауэр.
Они огибали мыс Эв, северную оконечность эстуария Сены, сразу за которой лежит Гавр. Был крошечный шанс, что на рассвете они окажутся под ветром от «Молнии», между нею и Францией, что «Порта Цёли» отрежет мятежникам путь к бегству. А ночь близилась к концу; небо уже заметно посветлело.
– У вас надежный впередсмотрящий на мачте, мистер Фримен?
– Да, сэр Горацио.
Надо сказать матросам, что им предстоит, пусть даже это означает, что известие о мятеже станет всеобщим достоянием. В обычных обстоятельствах разумный офицер не произнесет при своих людях слово «бунт», как укротитель не станет напоминать львам, что они сильнее человека. И обычно нет надобности вводить команду в курс дела: за двадцать лет войны британские моряки навидались всякого, они будут стрелять во французов, американцев или голландцев, не особо задумываясь о том, на чьей стороне правда. Однако, если им без предупреждения прикажут обстрелять британское судно, в точности такой же бриг, возможно, все еще под вымпелом Белой эскадры, матросы растеряются и замешкаются.
Уже почти рассвело.
