тоннели по десять километров… А я сижу, слушаю, смеюсь про себя… Какая же, думаю, иногда чепуха в голове у этих исландцев…
– Ужасная чепуха, – согласилось существо. – Но это не их вина. Откуда им знать, какие мы на самом деле?
– Значит, строительные работы вам не мешают? – спросил моим голосом оправившийся от шока журналист Марит Хенриксен.
– Нам не мешает неизбежное, – отрезало существо. – Люди – часть этого мира. Они живут, как умеют. Они меняются и страдают. Мы не живём. Мы смотрим и слушаем. Тот, кто не меняется и не страдает, имеет право только смотреть, слушать и вовремя отойти в сторону. Это первое, что нужно знать о скрытом народе.
Мы всю жизнь будем вместе
– Когда родилась рыжая лошадка с белой проточиной, – продолжило существо, – владелец табуна приехал в долину вместе с дочерью, бойкой девочкой четырнадцати лет. Её звали Катла. Она сидела в седле с раннего детства и знала о лошадях всё, что может знать о них человек. Теперь, на исходе детства, она хотела узнать обо всём остальном, особенно о звёздах, которые мерцали над ледником по ночам, и о чёрной бездне между ними. Той зимой она выпросила у родителей любительский телескоп на день рождения. Она облазила сайты всех крупных обсерваторий и уже понимала, что однажды уедет в Рейкьявик, а потом ещё дальше – в Америку, Европу или даже в Чили, к самым большим телескопам на Земле. Но это было ещё впереди.
Пока отец поглаживал шею родившей кобылы, Катла присела на корточки и осмотрела жеребёнка. Она сказала отцу, что всё в порядке, жеребёнок скоро справится со своими ногами и пойдёт искать брюхо матери, но вот его собственное кривое брюшко не предвещает побед на турнирах. Отец кивнул. Он видел, что рыжая лошадка вырастет слишком приземистой, слишком ассиметричной, слишком мордастой, слишком гривастой, слишком неровной в тёльте. Даже белая проточина на её морде была как будто смазана над носом. Вместо благородного украшения она казалась куском плохо приклеенного лейкопластыря.
«От этой дурнушки мы никогда не избавимся, – сказал отец. – Называй её, как хочешь».
Катла покачала головой.
«Я её назову Фрея. С таким именем невозможно стать дурнушкой. Она будет красивая и бесстрашная. Как богиня. Ну и пускай её никто не купит. Это будет моя лошадь. Мы всю жизнь будем вместе. Правильно я говорю, Фрея?»
Она снова присела на корточки, и через секунду жеребёнок почувствовал лёгкое прикосновение к своей голове. Он не знал, что это и кто это, но внезапно ему ещё сильней захотелось подняться. Он собрался с силами, рванулся вверх и, оторвавшись от земли, замер на дрожащих ногах. Откуда-то сверху и сбоку послышались бесформенные звуки. Впереди темнело пятно матери. Над головой, бесконечно выше всех пятен и разводов, пылала солнечная вселенная.
Как только жеребёнок начал сосать молоко, люди ушли. У них было много других лошадей и много других дел.
