напрямик? Целиком? Без… упрощений? Без промежуточных символов? Со всеми-всеми-всеми подробностями… Но… Но… Как такое вообще возможно?
Помню, меня почему-то захлестнуло возмущение. Может быть, мне казалось, что существо обманывает меня.
– Как же вы тогда чувствуете эту вашу …, – я сказала то чудесное слово, которое не могу вспомнить теперь, – если у вашей реальности нет сюжета? Если мир для вас просто есть – и всё? Ведь любые чувства – это же часть… Ведь чувства вообще немыслимы, если выдрать их из сюжета! Чувства бывают только в рассказе! В рассказе о существах, которые рождаются и умирают, а в промежутке хотят невозможного…
– Да, – неожиданно тихо согласилась моя ноша. – Мы хорошо знаем этот сюжет. Просто однажды мы придумали другой.
– Как «придумали другой»?.. Какой другой?
Существо не ответило на мой вопрос.
– Теперь ты знаешь всё, что тебе надо знать о скрытом народе, – сказало оно. – Вопросов и ответов больше не будет. Иначе я не успею рассказать историю Фреи.
Доступный участок неба
– Катла, дочь владельцев табуна, дала слово, что не бросит Фрею. Четыре года, бесконечно долгих для подростка, влюблённого в звёзды, она хранила своё обещание.
Ещё до первой зимы она крепко привязалась к нескладной лошадке. А когда Земля обернулась вокруг Солнца и снова пришла весна, Катла уже не могла решить, кто ей дороже – смешная рыжая Фрея или серебряный красавец Мауни, послушно возивший её с того дня, как ей исполнилось двенадцать.
Катла любила всех лошадей своей семьи, даже самых строптивых и нелюдимых. Она понимала их, а тот, кто понимает, не может не любить хотя бы чуть-чуть. Она понимала и Фрею – понимала лучше, чем смог бы понять любой другой человек на Земле. В рыжей лошадке было что-то постороннее, непривычное, и Катлу не отпускало беспокойное любопытство, которое вечно делает из маленькой любви большую.
Они виделись по выходным, когда у Катлы не было уроков или работы в посёлке. У Скагафьорда, в долинах Трётласкаги, лошади рождаются и живут на свободе, под распахнутым небом. Иногда они уходят от своих зимних конюшен на десятки километров. Чтобы добраться до табуна к полудню, Катла седлала добродушного Мауни сразу после завтрака.
Она брала с собой бутерброды с овечьим сыром и двухлитровый термос кофе. Чтобы скоротать время в пути, она слушала музыку, которую слушают подростки в зажиточных странах северного полушария, или книги о космосе, начитанные бархатистыми американскими голосами. Она знала, что может положиться на Мауни. Он умел отыскать табун в любой долине, в любую погоду. Катле оставалось только смотреть туда, где сходились земля и небо, и подпевать песням, звеневшим в наушниках, и повторять за чтецами книг самые главные, самые красивые слова, словно это были заклинания, которые могли менять будущее:
«Плоскость эклиптики».
«Гравитация».
«Красное смещение».
«Сверхскопление
