одинокие вишневые деревца. К самому «Дому под вишнями» вела вишневая аллея, освещаемая красными фонарями.
Мои босые ноги утопали в мягком ковре из опавших цветов, которые в свете фонарей казались розовыми. Здесь вечный гул был практически неслышен.
Вишни Мирославы постоянно цвели, но никогда не плодоносили, что дало повод ее недоброжелателям дать ей прозвище Пустоцвет. Вскоре аллея привела меня к крыльцу богатого двухэтажного особняка с большими окнами и гостеприимно распахнутыми дверями.
Я решительно поднялся по ступенькам и вошел в ярко совещенный холл. Шива был там, где и должен быть вышибала, – у двери в салон. Увидев меня, он вытаращил свои красные глаза.
– Алик! Ты еще куда собрался? Совсем спятил? – пробасил он. – Наши девочки не для таких, как ты! Давай вали отсюда!
В случае необходимости я смогу довольно быстро справиться с Шивой, но сейчас затевать с ним драку мне было не с руки, все-таки он сын Мирославы.
– Я знаю свое место, Шива, – примирительно сказал я, демонстрируя все дружелюбие, на которое только был способен, – я и не думал про ваших девочек. Хотя нет – каюсь, думал разок. Ну, или два-три раза. Но дюжины раз за ночь мне точно хватает, я ведь иногда еще и сплю.
Шива ухмыльнулся.
– Алик, вали подобру-поздорову. Можешь влезть на дерево во дворе и посмотреть на девочек в окно.
В детстве мы с Шивой были приятелями. После того как Мирослава выкопала его на Поле чудес и он стал таким, как сейчас, – с шестью руками, красными глазами и мозгами вечного ребенка, он начал позволять себе иногда по-дружески поболтать со мной. Думаю, это произошло потому, что я остался тем из немногих, на кого он по-прежнему мог смотреть свысока. Но в целом Шива был добрым малым.
– Мне нужно поговорить с твоей матерью, – сказал я.
– Даже не мечтай. Если я скажу ей, что ты здесь, она рассердится, и мне тоже влетит, – покачал головой здоровяк.
– Шива, пожалуйста, у меня большие неприятности.
– Тоже мне новость, – хихикнул он, – ты одна сплошная ходячая неприятность.
– Рада меня прогнала, – признался я.
Шива присвистнул.
– Зря надеешься, мать тебя не примет, – сказал он после некоторого размышления, которое далось ему с явным трудом.
– Позволь мне хотя бы попытаться.
Он колебался. В дом вошел мужчина лет сорока, в дорогом костюме и с выражением бесконечной скуки на лице. Он уверенно прошел мимо поклонившегося ему Шивы и лишь на секунду удостоил беглым брезгливым взглядом мою персону. Это наверняка был один из завсегдатаев «Дома под вишнями», снабжающих казну Леонтоподиума деньгами, на которые мы потом проворачивали наши дела в Федерации. Он явно еще был не в курсе, что, насытившись, Леонтоподиум всегда требует оплату и в другой валюте.
– Ладно, – решился Шива, – я ей скажу, что
