Трофимыч произносил речь за командующего парадом маршала Жукова:
– Товарищи солдаты и матросы, сержанты и старшины! Товарищи офицеры, генералы и адмиралы! Трудящиеся Советского Союза! – трубно звучало из-за дверей нашего кабинета…
Но если случалось, что наш несовершенный мир покидал какой-нибудь значимый номенклатурный работник, тут же призванный под траурные знамена Трофимыч моментально преображался.
На своих крабьих ногах он стремительно ковылял по коридору и если ты попадался ему навстречу, начинал уже издали махать руками и быстро говорить:
– Некогда, некогда, некогда! Потом, потом, потом! – и вдруг круто развернувшись, приближался к тебе почти вплотную:
– А ну, дыхни! Ты что, вчера пил? Что значит нет! Я же вижу, что пил! Ну, ладно! – миролюбиво заключал он. – Слушай меня внимательно. Задание исключительно правительственное. Только что скончался… – Трофимыч, переходя на заговорщицкий шепот, сообщал фамилию усопшего.
– А кто это? – спрашиваю.
– Ну, ты даешь! – Трофимыч аж подкидывался. – В шестьдесят втором был секретарем исполкома. Мировой мужик, отечественник. Всех вот так в кулаке держал… Помню, мы однажды с ним в Родниковской, в лесополосе… ха-ха-ха, страшно вспомнить! Ну, да ладно, потом расскажу, напомнишь! Хоронить будем завтра. Я вас с Бунчуком привлекаю. Будете выносить гроб с телом. Учти, я за вас поручился, сказал, что ребята мировые, а главное ответственные. Чтоб у меня ни в одном глазу, быть, как стеклышко… А ну дыхни еще раз! Что-то сомневаюсь я…
– Да, Михал Трофимыч, я вообще почти не пью!
– Что значит – не пью! Как это так – не пью! Пить надо, но с умом, как, например, я… – и Трофимыч устремлялся дальше по коридору, до следующего встречного.
Но подлинный его расцвет, этакий парадный выход короля, наступал во время церемонии прощания. Весь в черном, с креповой повязкой на рукаве, с непривычно строгим и скорбным лицом, он медленно перемещался, сверкая в траурном полумраке лысиной, как Данко горящим сердцем.
– Товарищи, вы из какой организации? – бархатно рокотал он, встречая у дверей очередную депутацию, увешанную венками.
– Пожалуйста, пожалуйста, веночки поставьте вот сюда, – и церемонным жестом указывал, где лучше пристроить венки так, чтобы покойный как можно глубже был погружен в клумбу из еловых лап.
– Спасибо, душевное спасибо! – и снова церемонно склонял голову, обязательно добавляя:
– Покойный очень тепло о вас перед кончиной вспоминал! Очень…
В эти моменты нас, мелких служащих при большом начальстве, приданных в качестве тягловой силы, Трофимыч жучил, как тертый старшина робких и малорасторопных новобранцев.
Перед выносом тела он уводил нашу молодецкую группу в мужской туалет для последнего инструктажа:
– Значит так, обобщим ситуацию! – Трофимыч из-под насупленных бровей осматривал
