style="font-size:15px;"> –Матушка! Милая матушка! Я люблю вас так, как если бы вы были мне родной матерью и более всего хочу остаться с вами! Я так рада была попасть сюда – вновь под ваше крыло… Зачем вы принуждаете меня совершать то, к чему я не имею никакой склонности? К тому, что даже вызывает во мне отвращение?
–Но мачеха не даст тебе отказаться от этого брака. Думаю, что и граф не захочет отказаться от плана женить своего сына на тебе, дитя мое…
А Кандида все плакала, не внимая доводам рассудка.
–Я понимаю твое горе, ведь я и сама когда-то плакала, собираясь замуж… И мечтала о монастыре и умоляла заменить мне брачное ложе на монастырскую келью… Но никто не внял моим мольбам. Брат сказал мне, что я не вольна распоряжаться своей жизнью, а должна подчиниться его желаниям и расчетам…
–Вы не любили батюшку? Да, я знаю… – маленькая сеньорита сжимала сестру Марию в объятиях. – Но я сейчас в монастыре… Неужели матушка настоятельница не защитит меня?
–Боюсь, что нет, дитя мое…
–Матушка настоятельница не защитит, но твоя сестра поможет тебе, Кандида, – это Соледад вошла в комнату.
На ней было покрывало послушницы. Соледад подошла к сестре и обняла ее. Кандида прижалась к сестре и с надеждой посмотрела ей в глаза.
Донья Соледад любой ценой желала вырваться из монастыря. Она не имела даже малейшей капли призвания к монашеству и предпочитала все, что угодно, в том числе и брак с неведомым ей человеком – монашеской келье. Судьба была к ней несправедлива! Ее сестры – и Кармела, рыдавшая о монастыре перед свадьбой, и Кандида, теперь плакавшая о том же – спокойно примирились бы с монашеской жизнью. Ведь они так желали ее! Но обе они получили по мужу, а она, Соледад, была упрятана в келью, и только потому, что ей уже было двадцать лет и она считалась старой для замужества, а сестры ее были молоды и находились в том возрасте, который для брака сочли самым удачным! Замужество в принципе не представлялось Соледад таким уж ужасным событием. Напротив, она от природы, казалось, имела предназначение к тому, чтобы стать женой, хозяйкой и матерью. Соледад так ясно сознавала это, что грядущее пострижение – вот что представлялось ей концом всей ее жизни. Быть заживо погребенной в этом склепе, в одной могиле со всеми этими несчастными женщинами, что может быть ужаснее!
–Ты твердо уверена, что желаешь сделаться монахиней? – решительно спросила Соледад сестру.
–Да, конечно! – Кандида схватила ее за руку. – Все, что угодно, но лишь остаться здесь…
–Прекрати рыдать, – велела она Кандиде. – Если вы, сестра Мария, поможете нам, то, возможно, наша маленькая сеньорита получит то, чего хочет.
–Я согласна во всем вам помогать, – твердо ответила сестра Мария. – Сама я счастья не получила, но для вас, дети мои, ничего не пожалею. Никаких усилий. Если монастырь для Кандиды желанное место, как нынче для меня, ей надобно остаться здесь…
