спустил ведро и достал воды. Потом принялся рыться у себя в телеге.
Чего только там не было! И одеяла, и подушки, и пшеница, и сундук, и резной стул, и бочка вина, и туго набитые мешки. В одном мешке оказалось что-то мягкое. Священник развязал его. В нем было то, что он искал, – белье.
Он намочил платок водой из ведра, разделся по пояс и весь обложился примочками.
Гергё тоже слез с коня, подвел его к колоде и напоил.
Священник вытащил из-под сиденья охапку сена и бросил лошадям.
На телеге лежала и сума. Священник пощупал ее и обнаружил в ней хлеб.
– Сын мой, ты хочешь есть?
– Хочу, – ответил мальчик и смущенно улыбнулся.
Отец Габор вытащил саблю из ножен, но прежде чем разрезать хлеб, устремил глаза к небесам.
– Господи, да будет благословенно имя твое! – воскликнул он с горячей благодарностью. – Ты избавил нас от цепей неволи, ты дал нам днесь хлеб насущный…
Небо было чистое и звездное. Месяц, блестевший в вышине, заливал землю ярким сиянием, и при этом свете вполне можно было поужинать.
Путники сели на закраину колодезного сруба и принялись закусывать. Священник бросал иногда собаке кусочки хлеба, а Гергё, разломив ломоть хлеба пополам, покормил своего коня.
Издали послышался вдруг тихий цокот копыт. Путники прислушались и перестали жевать.
– Верховой! – заметил священник.
– Один едет, – добавил Гергё.
И оба снова принялись за свой ужин.
Цокот копыт слышался все яснее и на высохшей проселочной дороге превратился в громкий топот. Вскоре показался и всадник.
Он осадил коня у корчмы и въехал во двор. Видно было, что это венгерец. Шапки на голове нет, зато волосы есть – стало быть, венгерец.
Приезжий остановился, огляделся.
– Мюбарек олсун![21] – крикнул он хриплым голосом.
Он принял отца Габора за турка, увидев у него на голове белевшую мокрую тряпку.
– Я венгерец, – ответил священник и встал.
Он узнал Морэ.
Гергё тоже узнал его и затрепетал.
– Кто здесь? – спросил Морэ, сойдя со взмыленного коня. – Где хозяин?
– Здесь нет никого, кроме меня и этого мальчика, – ответил священник. – Дом заброшен.
– А мне нужен конь. Свежий конь!
Священник пожал плечами:
– Здесь-то вряд ли найдется.
– Я тороплюсь, денег у меня нет. Но мы христиане: дай своего коня.
И Морэ окинул взглядом обоих коней. Третий, Гергея, пасся в тени – низкорослый, с виду тщедушный конь. Морэ, не дожидаясь ответа, выпряг коренника из телеги.
– Стой! – сказал священник. – Да ты хоть скажи, почему торопишься?
– Добо разбил турок, освободил нас.
– А где он теперь?
– Мы оставили его на большаке.
Морэ не произнес больше ни слова. Вскочил на деревенскую
Будьте благословенны!
