перестанет помогать и утешать человечество», которое откажется от «религиозных игрушек» и «костылей христианства»262. Он считал, что «многие из религиозных учителей обращают свое внимание на потусторонний мир, потому что это облегчает им жизнь в мире этом»263.
В письмах к леди Рандольф он писал: «Я не приемлю ни христианской веры, ни какой другой формы религиозных верований»264 и «надеюсь, что смерть положит конец всему, я материалист до кончиков ногтей»265. После публикации знаменитой лекции Уильяма Джеймса (1842–1910) «Бессмертие человека» Черчилль трижды прочитает обращение американского философа. «Этот текст произвел на меня очень сильное впечатление. Но в итоге я пришел к выводу, что лишен религиозного чувства, и отложил эту работу в сторону»266. Он назвал католицизм «восхитительным наркотиком», который хотя и «смягчает боль и несет спокойствие», но при этом «ограничивает наш рост и ослабляет наши силы»267.
Жизнь все расставляет на свои места. «Я думаю, что опыт участия в боевых действиях сделает меня религиозным, – скажет Черчилль Бурку Кокрану в 1899 году, когда позади уже будут участие в четырех кампаниях, ранение и пленение. – Философия не может остановить пулю»268. Не зря говорят: на войне нет атеистов. Дальнейшее участие в боевых действиях, когда в любой момент жизнь могла оборваться самым неожиданным образом, заставило по-иному взглянуть на сформировавшиеся убеждения. «Какие бы „за“ и „против“ ни сталкивались у меня в голове, слова „спаси и сохрани“ сами срывались с моих губ, когда приходилось бросаться под вражеский огонь, и сердце преисполнялось благодарностью, когда я, невредимый, возвращался в лагерь к чаю, – вспоминал Черчилль. – Я молил не только об избавлении от ранней смерти, но и о всяких пустяках и почти всякий раз, как тогда, так и в последующей жизни, получал, что испрашивал»269. Политик признается, что, когда он бежал из плена во время англо-бурской войны, он «никогда не чувствовал себя столь одиноко». Он «молил Господа о помощи», и то, что ему в конце концов удалось спастись, он считал «ответом» на свою молитву270. Находясь в окопах Первой мировой войны, Черчилль поделится с одним из своих сослуживцев: «Я верю, что во мне есть душа, которая будет жить и дальше, но без сохранения памяти о нынешних событиях в будущем»271.
Согласно воспоминаниям младшей дочери Черчилля Мэри Соамс, ее отец «имел глубокую веру в Провидение, но при этом его нельзя было назвать религиозным человеком в полном смысле этого слова. И уж тем более он вряд ли относился к постоянным посетителям церковных служб»272. Своему кузену Шейну Лесли Уинстон скажет в 1908 году, что прошел обряд конфирмации, но причащался после этого всего один раз273. Когда один из священников назовет британского политика «опорой Церкви», Черчилль его мягко поправит: «Вряд ли это применимо ко мне. Я больше похож на контрфорс, я поддерживаю церковь извне»274. Черчилль наверняка удивился бы, узнав, что во вьетнамском городе Тайнин его, наряду с Моисеем и Виктором Гюго, почитают как святого275.
