не оказывалось, забирал патроны себе, а если игравший против него угадывал верно, отдавал ему ставку и от себя добавлял столько же. За то время, что Ник наблюдал за ними, выигрывал только малый.
– Вы знаете, почему они всегда выигрывают? – вдруг зашептал ему на ухо, дыша перегаром, невзрачный субъект в очках с одним треснутым стеклом.
Ник отстранился.
– Почему? – спросил он больше из вежливости, чем из-за реального интереса.
– Потому что делают шарики из засохших соплей, – огорошил его очкарик. – Он липнет к стенке и не падает вниз, когда наперсток поднимают. Надо заставить его заменить шарик. Вот на этот, – он разжал ладонь и показал шарик из дерева. – Я его сам сделал. Если у вас есть патроны, мы могли бы сыграть. Дело верное, выигрыш пополам.
– Я не участвую в подобных играх, – отказался Ник.
Выбравшись из толпы, он пошел между торговыми рядами. Если рынок на "Бонд-стрит" специализировался, главным образом, на оружии и боеприпасах, то этот был универсальным. Лотки с товарами занимали не только всю платформу серой линии, но и тянулись в переходы на смеженные одноименные станции синей и голубой линий. Переходы были хоть и узкие, но очень длинные, так что места в них получалось даже больше, чем на платформах.
Товары группировались по своим правилам. На платформах размещалось то, что сталкеры приносили с поверхности, а в переходах – то, что изготавливалось в метро. Здесь были одежда и обувь из свиной кожи, сушеные грибы, грубая разборная мебель из досок, жареные на вертеле крысы, свиная колбаса, мыло кустарного изготовления и даже местная газета, стоившая баснословно дорого. Купить ее могли позволить себе только очень богатые люди да подгулявшие сталкеры. Даже Нику десять патронов за небольшой клочок бумаги с отпечатанным в подземной типографии не очень четким текстом показались чрезмерной ценой.
Люди двигались по переходу, прижатые друг к другу, сплошной массой, а торговцы стояли у стен, вывесив свой товар на груди, на стене или положив на небольшие столики у ног. Если кто-то останавливался прицениться, движение сразу затруднялось, поэтому покупать следовало быстро, чтобы не мешать остальным.
Ник смотрел больше на покупателей, чем на продавцов, полагая, что Крюк и компания ничего продавать не могут. Он увидел, как метрах в пяти впереди у одного из покупателей съехал легкий шарф, которым тот прикрывал шею, и под ним мелькнула разноцветная татуировка. Кажется, она изображала паука. Тот тут же поправил шарф и закрыл татуировку, но Ник его запомнил. Расталкивая народ, он кинулся к следом. Но и тот, словно почувствовав преследование, прибавил шагу.
Плотная ярмарочная толпа не торопилась расступаться перед Ником. Наоборот, она сопротивлялась тому, чтобы он вырвался из общего движения. В ответ на толчки, он получал точно такие же толчки, и дело не двигалось. Чем больше он старался просочиться между спинами, тем плотнее они смыкались перед ним.
– Извините, – бормотал он, – мне нужно пройти, пропустите,
