пахарям было бы сподручнее распахивать поле. Тогда бы не было в том краю так голодно.
В бревенчатом тереме пожилой царь, не оглядываясь на царицу, мерил шагами покои и в пол уха слушал сановника. Сановник, кутаясь в шубу – от беды подальше, – что-то говорил в полголоса:
– …ещё сообщают, государь, что ко всем твоим бедам луна и солнце с неба пропали.
– Ох, трудно, – царица вздохнула и покосилась на мужа. – Не к добру, не к добру.
Государь, вышагивая, только бородой мотнул и плечами передёрнул. Советник тоже вздохнул и собрался с духом:
– Недород у нас, неурожай седьмой год, а сынок ваш…
– Ох, трудно, – заторопилась и заёрзала царица.
– …а сынок ваш, гм, князь-королевич то есть, безобразничает.
– Славка-царевич?! – царь-отец нашёл, на кого злость сорвать: – Высеку! В лес паршивца вышлю! Говори, чего натворил.
Царица обомлела. Сановник замялся, плотнее в шубу закутался и глаза отвёл:
– Мальчик-то ваш… гм… большой стал. Столб в небо упирает, ну, в смысле, булаву поднимает… Уф, – советник аж упарился со стыда. А без кривотолков как объяснишь, что творит-то царевич? – Девкам окна стрелой пробивает! – выпалил что есть духу. – Купцовой, стрельцовой, писцовой дочери да ещё и ключнице вашей.
– Стервец! – взвился старый царь. – Охальник! Женить паскудника – хоть на ком, хоть на лесной девке, на чуде болотном, а немедля женить!
«…Эх, государь! Помнил бы ты, что царское слово – закон и враз начинает сбываться, тогда б и не говорил таких слов в неправильный час. Царевич-то ещё и не знал даже, что про него уже царёв приговор вышел и царская воля сгоряча высказана…»
Лес их был тёмен и глух. В потаённом месте в лесу была заводь, где хорошо побродить с собакой да поохотиться на уток. Вот только охотничий пёс вдруг отчего-то прижал уши и шастнул напролом в самую гущу. Не догнать и не уследить, куда унёсся. Царевич метнулся туда-сюда по лесу, но только потерял тропку и скоро понял, что кружит возле болота. Он испугался. Встал, чтобы оглядеться, прислушался. На болоте что-то хлюпнуло, и вдруг раздался голосок, тихенький и осторожный:
– Князюшшшка, королевиччч, помоги мне, миленький, выручччи, а? Что тебе стоит? – кто-то с трудом выговаривал слова нечеловеческим ртом.
– Кто это? – царевич дрожащими пальцами укладывал на лук стрелу. – Покажись.
– Только не бойся, пожжжалуйста.
Из топи возникло болотное чудо с огромными влажными глазами, лягушачьим ртом, гладкой тёмно-зелёной кожей и руками-ногами – длинными, суставчатыми да с ластами-перепонками.
– Ой, не шстреляй, не шстреляй! – взмолилось чудо, зажмурилось и так по-девчоночьи стало отмахиваться руками-лапками, что парень пожалел его и опустил лук. Чудо держалось на расстоянии и мелко-мелко дрожало, как от холода.
– А ты вообще кто, чудо? Мальчик или девочка?
– Дурень, –
