сверху спустились, теперь-то вижу… Больше вам скажу. Голени у того мужика были – просто месиво, но в спецбольнице ему, пожалуй, ноги бы сберегли. Несколько операций, с полгода лежать. Да кто его туда, голодранца, возьмет? А за кордоном бы и деду на годик-другой жизнь продлили, опять же не за бесплатно, конечно. Вот и оглядывайся по сторонам, человек, завидуй! Концов не найдешь. Сегодня помираешь от какого-то недуга в лучшей клинике, а завтра его любой деревенский фельдшер научится исцелять. Кого тут винить? Чему завидовать? Девочку-то вы спасли, не я же. Да вы сами знаете. Смерть побеждает там, где не находится теплых рук. Где человек ничто, повод, пешка в игре… Но это так, к слову. Смена моя кончилась, вот и болтаю. И вообще все было бы прекрасно, если бы…
– Если бы?
– Если бы утомительно длинную фразу «Береги платье снову, а честь смолоду» наши прагматики и минималисты не сократили до двух слов: «Береги платье!» Ложитесь-ка здесь на кушетке, я ухожу, запру дверь на ключ, до утра никто не потревожит. Вам надо отдохнуть. Мы все чувствуем себя на этом огромном пустынном пространстве затерянными и заброшенными, а вместе с тем такая убийственная теснота! Как тут не свихнуться?..
Проснулся Несговоров от холода. Часы на руке стояли. За окошком был день. Сначала он долго не мог понять, где находится, но постепенно восстановил в памяти события минувшей ночи. Потянулся на узеньком жестком ложе, с наслаждением ощущая вернувшиеся упругость мышц и ясность ума, даже здоровое чувство голода, и вскочил. На столике лежали ключи с запиской. Врач просил его запереть за собой дверь кабинета и отдать ключи в регистратуру, а также предупредительно сообщал, где найти Дашу. В конце стоял каллиграфический росчерк: инициалы М. И. – конечно же, Михаил Иванович, а фамилия почему-то – Волк.
Даша лежала у самой двери в большой, тесно уставленной койками женской палате. Увидев Несговорова, счастливо засияла, приподнялась было навстречу – но от слабости тотчас упала на подушку. Несговоров протиснулся к ней, присел в ногах и огляделся. Его появление произвело среди обитательниц разных возрастов маленький переполох. Одни с сердитым ворчанием тянули на себя простыню, торопясь закрыться; другие, поздоровей и помоложе, прихорашивались и строили глазки, сдавленно между собой пересмеиваясь. С соседней койки, в которую невольно уперлись его колени, с вызовом щурилась курносая, вся в веснушках, рослая девушка, лежавшая поверх одеяла в коротком халате.
– Я на минуту, – пробормотал Несговоров, смутившись.
– Да сколько угодно, – откликнулась за всех сразу добродушная толстуха у окна. – Девочка скучает, мы ж понимаем…
– Мы все тут скуча-аем! – пропела кривая женщина с изувеченным лицом, нарочито зевая и почесывая под мышками.
Курносая Дашина соседка была с этим не согласна, презрительно фыкнула и демонстративно повернулась к Несговорову спиной, наставив на него розовые пятки.
– Вас
