на Алона.
Алон встретился взглядом с Лабарту и замер, словно изваяние. Шай подошла, но он не шелохнулся. Даже веки застыли, и глаза смотрели в никуда. Но сердце его билось, Шай слышала каждый удар.
Лабарту обернулся.
– Это святой человек? – спросил он.
– Да, – отозвалась Шай, уже не зная во сне она или наяву.
– Жди и смотри, – велел Лабарту.
Он повернулся к неподвижному Алону и рванул ворот его плаща. Затрещала ткань, в пыль упала медная застежка. Лабарту улыбнулся, взглянув на Шай, и впился в горло священника.
Шай хотела закричать, но не могла. Кровь вырвалась из тела Алона, и в воздухе пылал ее запах, пронзительный и свежий. Лабарту пил кровь человека, а у того в глазах не отражалось ни радости, ни боли.
Несколько бесконечных мгновений, а потом Лабарту выпрямился и вытер рот ладонью.
– Это святой человек, и кровь его святая, – сказал он. – Пей.
Она помнила, что должна ослушаться, но не могла. Кровь звала, и Шай приникла губами к ране.
Первый глоток был обжигающим и страшным, а потом кровь потекла в нее, словно свет. Этот свет заглушил и уничтожил боль, рассеял тьму и смыл все нечистое. Тело стало легким, а мысли – ясными, и Шай поняла, что никогда прежде не была по-настоящему чистой и никогда прежде не была по-настоящему живой. Сила переполняла ее, и Шай выпрямилась и открыла глаза.
Алон рухнул на землю у ее ног, и сердце его больше не билось.
Шай стояла в лучах рассвета, и губы ее были красны от крови. Нужно было уходить, но Лабарту не торопил ее. Восторг от первой крови все еще владел ее сердцем, он видел это, чувствовал вместе с ней.
Они успеют уйти, и никто не заметит их. А про этого человека скажут, что дикие звери растерзали его или ночные демоны, пьющие кровь.
– Я раньше не жила, – сказала Шай и повернулась к Лабарту. – Кто я теперь?
– Экимму, – отозвался тот и взял ее за руку
Они стояли на перекрестке. Вся эта земля принадлежала им, земля, полная солнца и крови. Так какую же выбрать дорогу?
– Я слышал, что Хеврон – богатый город, – сказал Лабарту. – Мы пойдем туда.
Солнце звало в путь, и к полудню они были уже далеко.
ХИЩНИКИ
Хотел бы я знать, для кого пишу эти строки. Для себя, для своих обращенных, для друзей? Не для людей, это точно. Но рука сама тянется к перу и бумаге, и не все ли равно почему?
Я снова здесь, на берегу великой реки. Но где белые стены и корабли со всех концов земли? Все это осталось в прошлом, в глубине времен. Жаркий ветер пустыни, грязные улицы, запустение и нищета – вот какова теперь Александрия.
Здесь я впервые обрел собственные владения, охотничьи угодья. Теперь это принято называть "территорией". Раньше говорили "земля" или "город". Но смысл не изменился.
В ту пору я лишь недавно стал сам себе хозяином и пытался в одиночку выжить в городе, раздираемом
