чем то, из чего он формировался. А вкалывал я в это время в супермаркете никайонщиком. Никайон – это уборка, и если бы это было только так, то это было бы благо. В действительности же в том супере, где я радовался очередной возможности хоть что-то заработать, чтобы расплатиться за съёмную квартиру и счета, – так вот, в этом супере, да и, по слухам, почти во всех других тоже, никайонщик был чем-то вроде «опущенного» в тюрьме. Петушиная суть проявлялась в том, что все кому не лень могли в любой момент наплевать тебе в душу и любое другое место и заставить вкалывать вместо себя. А не нравится – лех а байта! (иди домой!): за воротами толпы престарелых «чёрных» нелегалов, которым сумма пособия по старости – как смертный приговор с растянутым на годы исполнением.
И всё-таки я был счастлив. Во-первых, потому, что жив и не так сильно покалечен морально и физически, как некоторые, а во-вторых, потому, что, при всей своей неординарности, создал в своё время и сохранил по сегодняшний день семью, что тоже удаётся немногим подобным.
Да что там далеко ходить: недели две назад отошла в мир следующий (или в этот по новой!) Мирьям. Романтик, лирик и вообще близкий мне по духу человек. Ну, отошла – и отошла! Все мы в своё время, слава богу, это сделаем. Но плохо то, что она лежала на полу уже остывшая и совершенно неэстетично увеличивалась в объёме три дня, пока полиция не выломала дверь. Не было никого рядом, кто смог бы вовремя подать лекарство или вызвать скорую помощь, а может быть и похоронную команду. Одиночество, как ни крути, состояние совершенно противоестественное на этом свете, и целесообразие его, кроме как в творчестве, очень сомнительно.
Что такое?
Я протёр глаза.
Гость опять появился.
Это становилось интересным.
– Сказал? – спросил я, гадая, сплю я или нет.
– Сказал, – вздохнул гость. – Такая реакция, что я опять к тебе.
– Ну, давай ещё по рюмочке. За успех нашего предприятия.
– Давай!
Мы чокнулись, выпили, и я уже с откровенным любопытством уставился на него. Брюнет, но нос – точно мой. Две борозды на переносице и… «индикатор»! На носу точно такая же, похожая на тлеющий уголь, точка, как…
– Да это же… я?
Последнюю фразу я произнёс вслух, на что гость только усмехнулся.
– А ты только сейчас заметил? – сказал он. – Я уже давно это понял. Как и то, что «вилла» не случайная. Только не я – ты, а ты – я. Впрочем, скорее всего, и то и другое одновременно. Судя по одежде и по масти, мы каждый сам по себе, а судя по сути – одно целое. Вполне возможно, что наши грубые бренные части спят сейчас каждая в своей супружеской кроватке, а тонкие нетленки пьют водку на нейтральной между двумя зеркальными мирами территории.
– Ого! Хороший сон! Как же ты успел и спать, и одновременно к тёще смотаться?
– Спроси что-нибудь полегче, – сказал гость, конечно же, из параллельной, а не зеркальной реальности.
Фантастику я любил, поэтому сразу понял, что к чему. «Индикатор» у него пылал на той же левой стороне носа, что и у
