девчонок, оказавшихся наверху впервые, – целую равнину щебёнки за Новым террикоником. Эта каменная равнина без единого дерева тянулась до самого горизонта, по ней ползали крошечные бульдозеры, сновали туда-сюда поезда с породой, и Олеська наконец поняла, откуда взялся бесконечный щербатый вал высотой с двухэтажный дом, в который они с бабушкой однажды уткнулись, когда ходили за грибами.
Потом её, само собой, выпороли за то, что лазила куда нельзя. (Вику выпороли ещё сильней, до крови, потому что «и младшую с собой затащила». ) Пока пороли, Олеська ревела, давилась соплями, клялась, что больше никогда-никогда, но как только боль прошла, она стала планировать новое восхождение. В то лето она забиралась на терриконик ещё дважды, с Лёшкой Беззубенко и какой-то девчонкой с Горняков, и оба раза сошли ей с рук, поскольку ремень отлично развивает способность искренне врать прямо в глаза.
Теперь Олеська задумала подняться на крышу мира одна. Выйдя из автобуса, она перебежала улицу и шмыгнула в кусты за переездом. Там начиналась тропинка, которая виляла в зарослях вдоль железной дороги и выходила к самому крутому склону терриконика.
Оттуда до пологого подъёма быстрее было дойти слева, вернувшись на железнодорожное полотно. Но железная дорога проходила мимо бани. С банного крыльца всё просматривалось насквозь. В субботу был мужской день, всякие дяди Бугры начинали подтягиваться после обеда, а к вечеру к ним присоединялся папа. Олеська боялась, что её засекут и настучат отцу.
Поэтому решила обойти терриконик длинным путём справа. Там тропы не было как таковой, пришлось скакать по камням на краю болота, местами продираясь через камыши и кусты. Олеська несколько раз оступилась, намочила ботинки, разодрала колготки на левой ноге, расшибла правую коленку, руку расцарапала, юбку порвала об кусок железного троса, но не обращала на всё это внимания. Подумала только, уже когда поднималась по шпалам, что зря тащилась в обход. Порка ей теперь светила в любом случае.
Наверху было немножко ветрено и от этого ещё необыкновенней. Жёлтые листья берёзок шелестели и падали на серые камни с бордовым отливом. Огромный сентябрьский мир у Олеськиных ног, казалось, менял цвет прямо на глазах, словно от лучей солнца в нём происходила химическая реакция.
После восхождения очень хотелось пить. Олеська старательно набрала слюны в пересохший рот. Сглотнула. Это то ли помогло, то ли отвлекло от жажды. Она подумала, что пьёт сама себя, и эта мысль почему-то показалась ей очень смешной.
– Я пью сама себя, – прошептала она и захихикала.
Похихикав, Олеська зашагала к противоположному краю терриконика. Очень хотелось посмотреть на вид с лесом и дальними новостройками. В конце концов она дошла дотуда и долго там сидела, подложив под зад портфель, потому что от сидения прямо на камнях с девочками случалось что-то ужасное и неизвестное.
