ваше императорское высочество, – радостно улыбнувшись, она слегка приподняла плечи, встряхнула локонами (по выражению его глаз, по улыбке, она поняла, что он заметил это ее мимолетное кокетство) – то есть да, конечно! Это мое настоящее имя: Матильда. Вообще-то меня зовут Матильда-Мария… ведь мой отец поляк», – она проговорила все это на одном дыхании, глядя ему прямо в глаза.
– «Матильда красивое имя. Необычное – да еще и громкое. И, кажется, не польское… – французское? – он одобрительно качнул головой, – но как же вас зовут дома? То есть, как будет уменьшительное от Матильды? Я так, из любопытства интересуюсь. – Он улыбнулся. – Ведь не говорят же вам: Матильда-Мария, иди пить чай? Может быть, дома вас зовут вашим вторым именем, – например, Машей? Или Марусей? Еще раз простите мое любопытство», – глаза его не переставали смеяться.
– «О, нет, ваше императорское высочество, дома меня зовут Малей или Малечкой, – так уж у нас повелось… А вообще-то у меня много имен. Наш преподаватель классики почему-то называет меня Амалией. Девочки в училище зовут Малей, а иногда Тили… или вот еще Алам, – тоже Маля, только задом наперед. А если они мной недовольны – подруги – уточнила она, – тогда Малькой зовут…» – она вновь состроила веселую гримаску и слегка задохнувшись от волнения, доверчиво на него взглянула. (И тут же подумала, что желая отвечать искренне, наболтала слишком много лишнего, – а уж последнее и вовсе зря, из-за чрезмерного волнения).
– «Что я говорю? Для чего ему все это знать?» – она огорчилась собственной болтливости. И по-прежнему не унималась нервная дрожь, неудержимым огнем горели щеки.
– «Малькой? – он, словно бы сомневаясь, пожал плечом, – ну… как-то непочтительно. Получается излишняя фамильярность, что ли. Нет, вы именно что Малечка», – он выговорил ее имя с неожиданно ласковой интонацией и вновь одобрительно и спокойно ее рассматривал.
У цесаревича был негромкий, приятный, с явными насмешливыми нотками голос, который в разнообразном застольном шуме то и дело терялся, пропадал; ей приходилось напрягаться, чтобы разобрать отдельные слова. Подавшись к нему, она сияла глазами и радостно вслушивалась.
– «Малечка происходит от слова „маленькая“? (Он опять мельком взглянул на ее оголенные плечи). – Вы и в самом деле такая… миниатюрная. И я заметил, что балетные барышни особенно худощавы, – верно уж вам по роду занятий не дозволяется быть упитанными?»
Не удержавшись, она рассмеялась; под суровым взором классной дамы раз в неделю все они с опаской подходили к большим училищным весам.
– «Вы совершенно правильно предположили, ваше высочество! В этом смысле нас точно не поощряют, и это еще мягко сказано… лишние граммы приходится сгонять, стоя у палки. Что-что, а пышность форм в балете не приветствуется. Нам, конечно же, во многом приходится себя ограничивать».
Она усмехнулась, и оба
