замечаний».
Удивленно на него взглянув, она послушно кивнула.
– «Если есть замечания, почему не скажет сейчас? Все это время был доволен мною, хвалил… вот и нынче тоже». – При всегдашней своей требовательности Иогансон был справедлив и не лишен был доброты, – она не ожидала от него неприятностей для себя. И потом, Иогансон всегда ценил ее упрямое трудолюбие. Маля Кшесинская умела и любила работать, она часами могла стоять у палки, добиваясь идеальной чистоты комбинации. Но сегодня…
Во-первых, с самого утра это странное беспокойство – раньше она за собой такого не замечала. Непонятное волнение не оставляло от начала и до конца класса (опасение не оправдать доверия?) Что ни говори, – а от тех, кто публично признан успешным, впредь ждут одного лишь успеха. Причем успеха все большего, в разы превосходящего первый. Нужно готовиться к тому, что неуспеха тебе теперь не простят никогда. Вообще, довольно неприятно разочаровывать. Что ж – придется всегда быть впереди, быть лучше всех. Конечно это нелегко, но зато как весело!
– «Я и буду первой, – клянусь! Буду непременно, чего бы мне это ни стоило.
Вирджиния Цукки как сияющая путеводная звезда, маячила перед ее мысленным взором, накручивая бесчисленные фуэте и поощрительно улыбаясь. – Я буду, буду как Вирджиния. Обязательно стану знаменитой!»
– «Не выдаешь ли ты желаемое за действительное, душа моя?» – посмеивалась старшая сестра, выслушивая рассказы младшей о ежедневных балетных успехах. Отец любил вспоминать, как трехлетняя Малечка, мило взмахивая ручками, косясь в зеркало, вдохновенно танцевала перед гостями. Если кто-то из гостей, поощряя порыв маленькой танцовщицы, садился за рояль, – малышка кружилась ровно столько, сколько звучала музыка. Личико ее при этом выражало забавное блаженство и совсем не детскую, вполне осмысленную сосредоточенность.
– «Даже гадать не стоит, – непременно станет балериной», – умилено заключали гости и награждали маленькую танцовщицу шоколадкой или мандарином.
По окончании урока Матильда вытерла вспотевшее розовое лицо таким же розовым насквозь промокшим полотенцем, пригладила мокрые волосы – и ощущая приятную развинченность во всех суставах и вообще райскую легкость в теле, не касаясь ногами пола, полетела к Иогансону. После напряженного занятия она всегда пребывала в такой вот блаженной невесомости и ужасно любила эти свои бестелесные ощущения.
Христиан сидел в противоположном конце класса за узким столом-конторкой у большого окна с мутноватыми, еще не мытыми после зимы стеклами и спустив очки на кончик носа, со стуком обмакивая ручку в чернильницу, быстро писал что-то в классном журнале. Матильда обозначила свое присутствие решительным бойким реверансом и, мельком взглянув на Христиана, пыталась угадать его настроение; она понятия не имела, к какому разговору ей надлежит готовиться.
