от любопытных глаз на задний двор. Вдова поклялась, что никому не расскажет о том, какие у неё постояльцы и сколько их. Я дал ей понять, что нас могут разыскивать, и негодяи, которые преследуют мою больную жену, очень опасны и желают ей смерти.
– И помните, я всегда заплачу вам больше, чем пообещают те люди!
Комната не отличалась ни простором, ни обстановкой. Небольшое помещение с деревенской грубой мебелью, с самым необходимым. Но что ещё нужно уставшим до смерти путникам? Только покой и крепкий сон.
После трапезы Маркела помогла приготовить синьору ко сну. Заботясь о Патриции, я и сам постепенно оттаивал душою. Сострадание переполняло моё сердце новыми, неведомыми прежде чувствами. Трогательная беззащитность и уязвимость любимой женщины вызывали особенную привязанность между нами. Мне стало необходимо ощущать её присутствие рядом, быть уверенным в том, что с нею всё хорошо. Она – моя, как никто и никогда, мы нуждаемся друг в друге – и этим всё сказано.
Несколько дней, все только и делали, что ели и спали, набираясь сил. Патриция понемногу начала приходить в себя, отогревалась израненным телом, прижимаясь ко мне. Днём и ночью мы всё время были рядом, словно приклеенные один к другому. Я старался быть с нею нежным и ласковым, таким, каким она хотела видеть меня: поглаживал её руки и голову, целовал целомудренно, по-человечески жалел. Избегал я только одного – живота, даже смотреть на который мне было невыносимо горько. Там, под её сердцем, кто-то растёт и развивается, но пришёл он в этот мир не с радостью, а от зверского насилия…
А что если это всё-таки мой ребёнок? Я ведь взял в жёны невинное создание, не знавшее мужчины. И у нас было несколько недель большого человеческого счастья. Я много раз исполнил супружеский долг, и если Бог милостив, то дитя может быть нашим. В таком случае, они вместе пережили весь ужас прошлого, и мне нужно заботиться о нём с той же трепетностью и сочувствием, как и о его многострадальной матери. Эта идея согрела мне сердце, подарила надежду и помогла принять всё, как есть. Конечно, никто не может изменить прошлого, но взглянуть на всё иначе – вполне достижимо.
Когда я впервые, робко, прикоснулся к её животу, Патриция вся напряглась, словно это причиняло ей мучение. Моя ладонь легла на чрево, и я почувствовал тепло, исходящее от него, словно кто-то придвинулся и замер, прислушиваясь ко мне. Слабое, еле ощутимое движение внутри перевернуло моё сознание.
Патриция посмотрела на меня с немым ужасом:
– Как ты можешь?! – тихо прошептали её губы.
– Я не знаю, мне кажется, что он мой, – от этих слов стало удивительно светло на сердце. – Давай представим, что всё случившееся с нами – кошмарный сон, и постараемся жить будто ничего и не было. Мы можем научиться быть счастливыми: я, ты и он.
– Как же это возможно, Эрнесто? Мне хотелось бы избавиться от него
