меня!.. умоляю, не трогайте! – повторяла она, как заведённая.
– Любимая, это я, твой муж, – говорил с нею, как можно мягче и ласковее, – я люблю тебя и никогда не обижу. Посмотри на меня, Патриция! – я приподнял её и дождался, пока она взглянет в мои глаза. – Мы дома, тебе больше нечего бояться, дорогая. Все здесь готовы услужить тебе, в том числе и я. Ну, давай же, моя радость, тебе нужно принять ванну, успокоиться, смыть с себя все беды и печали…
Взгляд, блуждающий в потёмках сознания, всё же сфокусировался на мне.
– Видишь, это я, твой Эрнесто, всё у нас хорошо! – я осторожно протянул к ней ладони и робко прикоснулся к спутанным клочьям волос. – Доверься мне, любимая, ты в полной безопасности…
Её глаза налились слезами.
– Позволь снять с тебя эти грязные лохмотья, моя донна, – продолжал я полушёпотом, не отрывая взгляда от её голубых глаз.
Я понял, что можно её направлять, но очень спокойно и ласково. Стараясь не прервать установленный между нами контакт, я медленно спускал с её острых плеч рубашку. Боль разрывала мне душу при виде выступающих костей, почти лишённых плоти, только живот, высасывающий из неё последние жизненные силы, выглядел здоровым. Грудь обвисла, потеряв прежнюю девичью прелесть. Исцарапанная кожа стала смуглой и выглядела усохшей. Это была уже совсем другая женщина, которую я совсем не знал. Жалость сжимала сердце, ничего другого я не мог к ней испытывать. Взяв её на руки, как ребёнка, опустил в тёплую воду с ароматными маслами розы и лаванды. Она даже застонала от удовольствия. Я мыл её волосы, втирая в них приготовленные слугами отвар из трав, разбирал аккуратно и местами срезал сбившиеся в комки пряди. Когда я закончил с волосами, начал не спеша омывать её тело, бережно, как самую хрупкую драгоценность на свете. Чего мне стоило удерживать улыбку, знает лишь Господь Бог. Постепенно добавлял горячую воду до тех пор, пока щёки на её лице приобрели розовый оттенок.
Никогда не думал, что буду прикасаться к любимой женщине, не испытывая ничего, кроме сострадания и скорби. Вытащил её, поставил на коврик и укутал чистой, нагретой возле огня простынёй, отнёс на руках в опочивальню. Одел, словно неживую, в чистое бельё. Она больше не теряла сознания и не сопротивлялась, но была совершенно лишена каких-либо эмоций и воли. Уложил в кровать, накрыл тёплым одеялом и поцеловал, не в губы, в лоб, как целует отец своё больное дитя перед сном. Но стоило мне отойти, как раздалось рыдание. Пришлось вернуться, лечь рядом, дождаться пока уснёт.
Куда можно увезти это несчастное существо? Застрявший в кошмарах пережитого разум её увял, подобно цветку. Я старался не думать об этом, чтобы самому не свихнуться. Просто делал то, что мог. Когда она проснулась, покормил её с ложечки, как ребёнка. Слуг она по-прежнему не подпускала к себе, а сама отказывалась есть.
Амато постучал, попросив разрешения войти, я позволил. При виде чужого мужчины, у Патриции вновь началась истерика, успокоить бедняжку стоило огромных сил.
– Дело
