кому интересно мое мнение, которое я всегда держал при себе и в дальнейшем не собираюсь им делиться? А мама для меня прежде всего не писательница, а мама. Но я первый откушу голову тому, кто попытается принизить ее литературные заслуги. Я по характеру мафиозный человек. А значит, всегда отстаивал и буду отстаивать интересы своей семьи. То есть мамины и твои. А мое личное мнение останется при мне. Внутри семьи. Вы – такие, какие вы есть. Но и я – такой, какой есть. И это никак не изменишь.
Забыл написать, что не понял, в чем разница наших с тобой принципов. В этой фразе прозвучал оттенок противопоставления тебя мне. Еще раз подчеркиваю, что никакого намерения ущемлять твои или мамины интересы у меня нет и не было. Меня вообще огорчает то, что я вынужден заниматься этим вот делом. По мне лучше бы мама была жива, и ты прожил бы еще сто лет.
Вы с мамой все-таки плохо меня знаете. Необходимость решать денежные вопросы, касающиеся меня самого, всегда вызывала у меня отвращение. Впрочем, я всегда успешно отстаивал интересы других».
«А чего же здесь непонятного? Если дело не в деньгах, то, значит, оно как-то связано с Катькой. Так? А мне, по сравнению с пятьюдесятью лет счастья жизни с Галей, мелкие деревенские катеринские козни – вообще тьфу. И совсем другое дело – доделать по мере сил и возможностей то, что не доделала Галя. Вот, если хочешь, мой принцип».
«Саша! Я благодаря твоему письму окончательно понял, в чем «гносеологические» корни Катиной бредятины: неверная или неполная информация, восполняемая собственными домыслами. Раз уж пошел учет наших с Г. Н. прошлых доходов и расходов, то… первый большой расход был на ваше, твое, Лерино и Сашенькино, жилье. На Катино – был второй. Но, Саша, у нас было двое детей, и я не мог ожидать, что придет время и будут сравниваться расходы, на кого потрачено больше. Катька, как я понял, считает себя обделенной.
Второе. Очень неправильный расчет на то, что я расторгну договор с Климовым. Здесь – соединение человеческих отношений и юридически-материальных. Кто бы почти каждый день возил Галю ко мне в больницу? А кто бы возил ее на обследования и на капельницы – еще до больницы? Кто бы сделал подъемными все мои похоронные дела? Кто меня послезавтра повезет на хлопоты по устройству памятника? Кто бы договаривался об удобном приеме у нотариуса? Кто бы по моей доверенности собирал всякие справки для наследственного дела? Кто устроил для гостей обед в день сороковин? Если понадобится, кто будет меня пристраивать в приличную больницу? Кто пойдет разбираться в налоговую инспекцию, которая выкатила неправомерный налог на квартиру? Таких вещей уйма, а я все еще неполноценный индивидуум (вот это письмо пишу полдня, раз в десять медленнее, чем делал это раньше). Будет ли лучше – большой вопрос. Так что без Климова и его Татьяны – мне гроб. Это же единственные в пределах досягаемости близкие нам люди.
О литературных правах. Поскольку Г. Н. не оставила завещания, то они, эти литературные права, входят "в пакет" всех прочих завещательных
