мастерстве работника…» И нашел работу – ответственного секретаря заводской многотиражной газеты «Резинщик».
Прошло совсем немного времени – и точно так же, благодаря выявленному военкоматом несовершенству организма, ровно по таким же побудительным мотивам поступил мой однокурсник Юра Зотов. Только его газета называлась «Инструментальщик».
Запомнилось лето 1958 года. Наших ребят и девчонок выдуло вон из города – кого на практику, кого в военные лагеря. А «мы, работники всемирной великой армии труда», с одной стороны, но еще «свои ребята» для факультета, остались едва ли не одни в общежитии, где не шатко не валко шел ремонт, перемещая нас из комнаты в комнату, с этажа на этаж. Славное выдалось время! Работа не слишком измождала нас, и мы вволю предавались культурным развлечениям, благо те годы были богаты на высококачественных гастролеров.
Был на нашем счету еще поступок, скажем так, сомнительного свойства. Наши совместные размышления-мечтания о профессиональном будущем однажды привели нас в горком комсомола. Шла запись добровольцев на какую-то великую сибирскую стройку. Мы выразили горячее желание участвовать в ней на любом уровне – но в качестве журналистов. Нам сказали: будет такая необходимость – позовут. Слава богу, не позвали.
Однако наш досуг занимали не только эстетические развлечения и соответственные высокоумные беседы. У каждого из нас было по два дня в месяц, ставивших ребром вопрос: что делать? Это были дни аванса и получки. Привычка к безденежью, как ни удивительно, в каком-то смысле развращает. Возникающие вдруг в кармане «лишние» купюры попервоначалу, случается, взывают к неким поступкам невысокой пробы.
Короче, существование вовсе не записных шалопаев, а выходцев из сугубо трудовых семей каким-то очень естественным образом обогатилось регулярными ресторанными развлечениями. Предвижу вопрос: ну и что?
И тут же вспоминаю курьез, случившийся 1 сентября 1955 года, в наш первый университетский день. Александр Иванович Курасов, зам. декана историко-филологического факультета, произносил перед первокурсниками напутственную речь. Рассказ о славных традициях УрГУ и о кардинальном отличии вузовской учебы по сравнению со школьной завершалась информацией о том, что приветствуется в поведении студента, а что, напротив, возбраняется и даже карается вплоть до… Увенчивалось установочное выступление фразой, которую я запомнил навсегда: «Ну, и конечно, в нашем городе есть заведения, куда мы категорически запрещаем вам заходить. Например, рестораны».
Далее предстояла первая лекция по ОМЛ (Основы марксизма-ленинизма) в самой большой аудитории № 3 – она, как вводная, читалась сразу не только для журналистов, но и филологов. А перед ней ко мне подошел Толя Бауков, будущий староста нашей группы (ни я, ни он этого, естественно, еще не знали), и, подмигнув, сказал: «А я знаю, здесь совсем рядом есть один ресторан. Сходим после лекции?..»
У ресторана не было уличной вывески. Он был на втором этаже Дома крестьянина (вот парадокс: крестьян уже давно
