видимо, во многом совпадаю во вкусах с вашим семейством. Из 3–4 моих любимых журналистов на первом месте – Леня Радзиховский. Я его знаю тоже с «Огонька». Он тогда уже был известным автором, но профессиональную жизнь журналиста (в смысле заработка) начинал именно у нас. И в 19.00 по пятницам (а ранее по четвергам) меня можно очень расстроить, поменяв в "Особом мнении" Радзиховского на кого угодно».
«Саша, спасибо за обстоятельное письмо, которое многое «прояснило» в твоей студенческой биографии. Оказывается, мы так мало знали друг о друге. Какой интенсивной духовной жизнью ты жил в те годы!..»
«Таня! Три свердловских года дали мне заряд и колоссальный пинок на долгое время. Но один из важнейших фактов того времени – это когда я надел твои очки и только благодаря этому впервые узнал, что я колоссально близорук и что на самом деле мир выглядит совсем не так, как я думал многие годы (вот ведь какая дикая жизнь). А ведь еще до этого в военкомате меня впервые проверили на таблице и тут же заподозрили в симуляции, закапали ведро атропина и еще три раза заставляли прийти, чтобы удостовериться и написать: негоден к службе в мирное время, годен к нестроевой в военное…»
Та военкоматская комиссия сыграла важную роль в моей жизни, сняв проклятие, под которым в нашей стране рождается всякий малец мужского пола, называемое «священным долгом». Это пример извращения понятий. Долгом гражданина (обыкновенным, не «священным»), согласно Конституции, является защита Отечества. Что вовсе не равно поголовной подневольной рекрутчине. Враки, что страх перед солдатчиной возник лишь с массовым распространением «дедовщины», а в достославные советские времена мальчишки как манну небесную ждали призыва в армию. Может быть, так и было в довоенные времена, но в пятидесятые годы угроза учителей и, что важнее, родителей – «Будешь плохо учиться – пойдешь в армию» – звучала так же зловеще, как: «Тебе одна дорога – в рабочие». (Вот же удивительно: через какие-то 30 лет после провозглашения «государства рабочих и крестьян» принадлежность к этой касте стала в общественном мнении зазорной, если не сказать постыдной.)
В те годы по городам и весям нередко грохотали сапоги строевых маршей пехоты с непременным громогласным исполнением одной и той же песни, в припеве которой были слова: «Стоим на страже всегда, всегда,/Когда прикажет страна труда…» А в конце его был призыв: «Дальневосточная, смелее в бой! Краснознамённая, смелее в бой, смелее в бой!» С течением времени эти ритуальные пешеходные демарши сходили на нет, покуда совсем не прекратились. Но пока мне доводилось их видеть, будь то на северном Урале или южном, на просторах Тихого Дона, всегда звучал именно этот немудреный шлягер: «Дальневосточная, смелее в бой! Краснознамённая, смелее в бой!» Такой, видать, был приказ: строевое передвижение непременно совмещать с прославлением какой-то «дальневосточной».
Могу высказать предположение, почему коллективные уличные прохождения множества сапог вызывали
