style="font-size:15px;"> – Великолепно, – ответил я.
– Ну ясно, великолепно! – заскрипел он. – Видел я, как великолепно… был у тебя! Мебель типа «смирение паче гордости».
– Ну такая же мода как раз! У тебя тут то же! – Я оглядел его кабинет.
– По-прежнему, значит, считаешь все, что происходит с тобой, колоссальным достижением своего ума?
– Безусловно! – Я оживился.
– Ну что ж, правильно! – Он солидно, по-профессорски уже, запыхтел трубочкой, кивнул. – Я говорил на последней конференции, что сейчас в литературе время нарциссов. – Он показал на какой-то сброшюрованный отчет.
– Нарциссов?
– Ну, считающих себя самыми великолепными.
– А-а-а…
– Ну хорошо – давай текст, – холодно произнес он, протягивая руку.
– Текст?
– Текст.
– Какой текст?
– Текст твоей завтрашней лекции!
– А-а-а… завтрашней лекции… а зачем?
– Студенты должны ознакомиться с ней… чтобы подготовить свои… э-э-э… возражения. – Он плотоядно улыбнулся.
– Ну… на.
Я вытащил из-за пазухи несколько листков, напечатанных на машинке.
Он раскурил трубочку, напустил дыма, накинул на тоненький носик огромные очки, стал внимательно прочитывать листок за листком, потом вернулся к началу, включил компьютер, стал настукивать на экран букву за буквой.
– Ну как? – взволнованно проговорил я.
– Вполне приличный текст, – сухо и отрывисто произнес он.
– Ну слава богу! – Я откинулся на спинку кресла.
– Подожди, «слава богу» скажешь в конце! – с угрозой проговорил он.
Он долго молча стучал – я весь извертелся – потом замедлил стук.
– Как это прикажешь понимать: «Гротеск является кратчайшим путем от страдания к его противоположности»? К чьей противоположности – страдания или гротеска?
– Страдания, ясное дело!
– Пример? – строго проговорил он.
– Ну… например… сижу я дома… Полный завал! Абсолютный! И у жены, и у дочери – полный ужас! И вдруг – раздается резкий звонок в дверь, входит незнакомая волевая женщина, молча проходит в комнату, откидывает одеяла и начинает срывать с постелей наволочки, простыни, пододеяльники. «Простите, но в чем дело?» – робко пытаюсь у нее спросить. «Дело в том, что я по ошибке выдала вам чужое белье!» – «А… где наше, позвольте узнать?» – «Понятия не имею!» – гордо говорит. С огромным комом нашего белья идет к двери. «Откройте, пожалуйста!» – высокомерно приказывает. И вдруг все мы чувствуем, что нас вместо предполагаемых рыданий душит смех. Секунда – и все мы не выдерживаем, радостно хохочем! Женщина презрительно смотрит на нас: «Таким идиотам, как вы, вообще не надо белья выдавать!» Уходит. А мы не можем остановиться!.. Понятно? Страдание, неимоверно разрастаясь, не имея эстетического вкуса, перевешивает само себя, грохается в лужу. Плюс еще одна беда – и страдание переходит в хохот. Меняет полюсность. Вот так
