из мне известных… – Феон осознал, что перекатывает кость в пальцах, и опустил руку. – И как, по-вашему, я могу вам в этом помочь? Следует ли и мне выбирать?
Вот оно. Крючок с наживкой болтается у пасти угря. Хамза вздохнул.
– В вашем городе уже есть люди, которые знают – дойди дело до войны, и вы проиграете. Присоединитесь к ним. Поднимите голос, когда придет время.
Он склонился вперед, накрыл руку Феона своей:
– Прошу, человек Востока, узри свою судьбу. Спаси свою веру, свой город, свою семью. Помоги нам.
Несколько мгновений Феон не двигался, затем осторожно взял руку турка и повернул ее ладонью вверх. Другой рукой взял со стола чужую кость, черную, вложил ее в ладонь Хамзы, сомкнул на ней пальцы и произнес:
– Ваш черед бросать.
Хамза откинулся назад.
– Мой? Я думал, что уже бросил… Нет, вы правы.
Несколько минут они молча делали ходы. В какой-то момент показалось, что турку удастся ускользнуть. Но затем христианин восстановил стену в шесть шашек, через которую невозможно перепрыгнуть. Теперь Хамза мог только наблюдать, как ходит Феон… и вспомнить о тончайшем оружии, к которому еще не прибегал.
– Если бы Гексамилион был столь же крепок, – пробормотал он не слишком тихо.
Феон, который наслаждался успехом, держал в руке кость. Упоминание о Гексамилионе, шестимильной стене, которая считалась непробиваемой и в 1446 году была разрушена турецкими пушками за шесть дней, вызвало воспоминания, которые он силился забыть. Страх. Предательство. Но Хамза смотрел на него, и Феон сглотнул и заговорил:
– Вы были там?
– Я был виночерпием Мурада. Я всегда был рядом с султаном.
– Всегда? – переспросил Феон с тончайшей улыбкой, но Хамза не поддался на провокацию.
– А вы?
– Я тоже. Рядом с императором.
– Понимаю.
Хамза изучал доску.
– А ваш брат? – негромко добавил он. – Он тоже был рядом с императором?
– Мой брат? – повторил грек, уже не улыбаясь. – Что вы о нем знаете?
Хамза поднял взгляд.
– Очень мало. Я знаю только, что братья часто приносят неприятности. У меня их пятеро, и они вечно соревнуются друг с другом в тупости. Они…
Выражение лица Феона остановило его.
– Но я вижу, что упоминание вашего брата горестно для вас. Не будем говорить о нем.
– Не горестно. Я…
Феон остановил себя. Почему Хамза упомянул о Григории? Нужно это выяснить, но осторожно.
– Моего брата… сочли предателем при Гексамилионе. Некоторые говорят, что он сдал стену… вам. Дверь потерны осталась открытой на ночь.
– Так он мертв. Ваша печаль вдвое сильнее.
– Сейчас, вероятно, мертв. Но не тогда. Тогда его… изуродовали. Обезумевшие от злобы люди, творящие правосудие на поле
