открыли решетку, но ему ответили, что приказано никому не открывать. Тогда он велел позвать коменданта, но тот уже знал об этом шуме у ворот и бежал со своим майором на помощь во главе двадцати человек, убежденный, что на Бастилию было произведено нападение.
Безмо узнал Фуке и выронил обнаженную шпагу, которой он размахивал.
– Ах, монсеньер! – пробормотал он. – Тысячу извинений…
– Сударь, – сказал весь красный и потный суперинтендант, – поздравляю вас, ваша охрана служит на славу.
Безмо побледнел, подумав, что эти слова – ирония, предвещавшая дикий гнев.
Но Фуке отдышался и жестом подозвал часового и младшего офицера, потиравших плечи.
– Двадцать пистолей часовому, – сказал он, – пятьдесят офицеру. Поздравляю вас, господа; я замолвлю за вас слово королю. Теперь давайте поговорим с вами, господин де Безмо.
И под одобрительный шепот он последовал за комендантом Бастилии.
Безмо уже дрожал от стыда и беспокойства. Казалось, последствия утреннего визита Арамиса начинали сказываться, да такие последствия, которым он по праву мог ужаснуться.
Стало еще хуже, когда Фуке, настойчиво глядя на коменданта, резко спросил:
– Сударь, вы видели сегодня утром господина д’Эрбле?
– Да, монсеньер.
– И вам не внушает ужаса преступление, в котором вы участвовали?
«Ну, начинается!» – подумал Безмо.
Потом громко произнес:
– Какое преступление, монсеньер?
– За которое вас можно было бы четвертовать, сударь, подумайте об этом! Сейчас же ведите меня к узнику.
– К какому узнику? – спросил дрожащий Безмо.
– Вы притворяетесь ничего не знающим? Что же, это лучшее, что вам остается делать. Если бы вы признались в подобном соучастии, вам был бы конец. Я сделаю вид, что верю в ваше неведение.
– Прошу вас, монсеньер…
– Хорошо, ведите же меня к узнику.
– К Марчиали?
– Кто такой Марчиали?
– Это арестант, которого привез сегодня утром господин д’Эрбле.
– Его зовут Марчиали? – сказал суперинтендант, смущенный наивной уверенностью Безмо.
– Да, монсеньер, он здесь записан под этим именем.
Фуке взглянул в самую глубину души Безмо. В ней он прочел, со свойственной могущественным людям проницательностью, полную искренность. Впрочем, поглядев одну минуту на эту физиономию, как можно было подумать, что Арамис взял подобного человека в поверенные?
– Это, – сказал он коменданту, – тот самый узник, которого господин д’Эрбле увез третьего дня?
– Да, монсеньер.
– И которого он привез обратно сегодня утром? – живо добавил Фуке, тотчас понявший сущность плана епископа.
– Да, да, монсеньер. Если монсеньер приехал сюда, чтобы взять его у меня, я буду очень рад, так как я уже собирался писать по поводу
