– числом пять – стояли перед ним полукругом, как губка впитывая адреса и бренды. Зет даже не стал останавливаться, а просто, проходя мимо, протянул руку и привычно выхватил из головы проповедника тяжелый, размером с теннисный, шарик. Тело проповедника послушно потянулось за шариком, из которого, собственно, и проецировалось. Шарик беспокойно дергался в руке Зета, пытаясь освободиться, но силы были неравны. Ресурсов робота в обрез хватало на борьбу с гравитацией, поддержание трехмерного изображения проповедника и гипноз слушателей.
Зет покрутил рукой в воздухе – проповеднику пришлось проделать то же самое – и с силой швырнул шар в стену. В момент, когда голова проповедника коснулась стены, раздался хлопок, и все исчезло.
– Чудо! Чудо! – заголосила паства, не знающая, что действие гипноза будет осенять ее еще минут пять, не больше. Зет, не глядя на несчастных, прошел к Тою.
Но стоило ему открыть дверцу, как в голове что-то сместилось, сдвинулось и тяжело ударило по глазам. Зет пошатнулся. Ощущение было такое, будто мозг, поднатужившись, влажной мясистой жабой сиганул к Луне, но, конечно же не допрыгнув, тяжко рухнул обратно. Перед глазами заплясали тошнотворные яркие точки.
Аптекарь не обманул. Таблетка определенно действовала. Зет скрипнул зубами и тяжело опустился на сиденье.
– Слушай, Той, мне что-то нехорошо. Я посплю часик, а ты подежурь, ладно?
– С какой стати? – холодно отозвался Той.
– А после смены скатались бы на тайскую мойку…
– Хорошо, – был ответ.
Зет прикрыл глаза и тут же уснул.
* * *
Ничего хорошего в таком состоянии, конечно, присниться не могло. Приснилось плохое. Зет лежал на горячем песке, одним глазом глядя в мутное потрескавшееся небо. Точнее, небо-то как раз было ясным и безмятежным. Мутным, потрескавшимся и вдобавок круглым оказался глаз Зета. На то были причины: глаз принадлежал рыбе, а рыба была мертва. Случилось это, по всей видимости, давно, потому что кости, ломаясь под тяжестью обвалившегося на них мяса, уже проткнули чешую и крепко пришили рыбу к песку.
В песок медленно уходило и остальное. По капле, по крошке Зет-рыба просачивался в песок под собственной тяжестью, и он бы, конечно, непременно проснулся, если бы это не было так приятно.
Он менялся. С каждой песчинкой очищался все больше и больше. Уже исчезли мораль, совесть и принципы. С ними ушли обязательства. Пропали страх и боль, пространство и время. Проблемы, заботы и неприятности. Что там еще осталось – какие крупицы задержались в верхней чаше этих песочных часов? Всего ничего. Родители – и вот их нет. Работа, друзья – их нет уже тоже. И вот, вот последняя. Несс? Зет вскрикнул и наконец проснулся.
* * *
Зет вскрикнул и наконец проснулся. Машинально взглянул на часы. Без двух минут шесть. В салоне отчетливо воняло мертвечиной.
Зет огляделся, выдохнул и вытер со лба пот. Это было как минимум несправедливо. Почему человек, честно делающий свою работу, любящий жену и в жизни никому не желавший зла, должен видеть такие сны? То, что
