захолустья во что бы то не стало. Была одна проблема – отца я боялся так сильно, поэтому не мог осуществить пока побег.
Пока не мог.
Отец делал записи, сидя за столом. Сколько собрали сена. Сколько сделали заготовок. Сколько примерно собрали помидор в это лето. Сколько денег необходимо на определенный инструмент и сопутствующие расходы на материалы. Я не лез в его дела и не смотрел в этот журнал, но заведомо знал, что он там пишет и высчитывает. За козье молоко, если таковое было, он в городе выручал неплохие деньги. В будущем думал разводить кур и как то об этом со мной поделился.
– Скоро мы заживем, пацан, – рассказывал он свои планы по поводу увеличения хозяйства.
Мне хотелось, что бы он звал меня по имени, но впечатление было таким, что он его не знал. Словно я был здесь чужой, временный, как скот в амбаре, соответственно, мне казалось, и отношение было аналогичным. Иногда я думал, что к свиньям он относился лучше. Они хотя бы не видели его пьяную небритую рожу по вечерам, когда запах алкоголя заполнял наш дом сверху донизу. Не видели его рожу и утром, когда он только и делал, что проклинал правительство, их дурацкие законы и войну. Он не любил никого.
* * * *
Отец был очень приметный на внешность. Прохожие, повстречавшись с ним, скорее всего запомнили бы его и даже смогли описать, если бы кто то спросил, видели ли вы такого человека и описали несколько выразительных черт. Широкий лоб, глубоко посаженные карие глаза, щетина от уха до уха, к подбородку превращающаяся в бороду. Волосы всегда зачесаны назад, а в карих, на первый взгляд слегка уставших глазах читалось, что этот мужчина себя в обиду не даст. Он чаще носил комбинезон, в духе работников мастерских в городе, а вернувшись с гаража тщательно тер руки в холодной воде, дабы смыть моторное масло. Поэтому кожа на руках стала у него шершавая, и когда я видел его ладони, мне казалось, что из них торчали занозы.
Что бы еще рассказали прохожие? Наверное, присутствующая у него широкополая шляпа, умастившаяся на голове. Она совершенно никак не сочеталась с одеждой, но отца это особо и не волновало. Трубка в зубах, либо самокрутка – присутствовала чаще чем у многих других местных обитателей.
Когда он мотался в город, одевал драповый пиджак с накладными темно – голубыми плечиками, вшитыми в толстую ткань. Обычные брюки того времени и сбитые от ношения туфли, потерявшие первозданный вид и едва ли хорошо выглядевшие после натирки их краской и воском.
Я был совсем не похож на него. Возможно кто – то из друзей – знакомых отца принял бы меня за далёкого родственника, племянника, или и вовсе за приемыша, но не за сына.
Я встал перед зеркалом и посмотрел на себя. Худые ноги, а руки наоборот, жилистые, от работы в поле. Под глазами веснушки, ярко выраженные скулы, рот, похожий на черту, нанесенную горизонтально карандашом. Глаза схожие с отцовскими, но более юношеские, не озлобленные от прожитого времени.
Я часто себе задавал вопросы и еще чаще придумывал всевозможное ответы.
Хотели
