style="font-size:15px;"> – Эту угрозу я воспринял всерьез. Семья – для меня все. И потерять жену и дочку – никак невозможно.
– А спать с более молодой женщиной, соседкой, изменяя жене, можно?
– Трудно иногда устоять. Мужик есть мужик – слаб перед красивой женщиной.
– Не надо обобщений. Не все такие.
– Наверное. Но я вот…
– Вы сами подтверждаете, что мотив навсегда заткнуть рот Кривощекову, у вас был.
– Чепуха, а не мотив!
– Я так не считаю. А, кроме того, у вас и алиби нет. Во время убийства соседа вы были дома один, и подтвердить ваше неучастие в убийстве Кривощекова никто не сможет. Согласитесь с этим. Во-вторых, убит несчастный был профессиональным ударом ножа, с одного раза, хладнокровно и расчетливо. Согласитесь, что это вы могли сделать как нельзя лучше. Владеть ножом вас обучили.
Хозяин, слушая следователя, все больше покрывался мертвенной бледностью. Он лишь в эти секунды понял, какая опасность нависла над ним. Он пытался что-то сказать, но вырывались лишь нечленораздельные хрипы: сел голос. Он сходил на кухню, налил молока, выпил. Снова сел в кресло. Глаза его бегали. Он судорожно думал, что же делать. В голову ничего путного не приходило.
Синицын, наблюдая за его поведением, думал: «Или мужик разыгрывает меня, или на самом деле сбит с толку, ошеломлен, обстоятельствами раздавлен? Кажется, искренне переживает. Но может же столь искусно и притворяться. Разве такого не было?»
Синицын встал. Вышел в прихожую, стал обуваться.
– Вы… вы уходите? И… ничего.
– Ухожу, Осип Захарович, пока ухожу. Даю возможность вам еще подумать над обстоятельствами. А завтра – вновь встречаемся. Но – теперь уже в моем кабинете. Приглашаю.
– Что будет?
– Обычный допрос… с соблюдением всех формальностей. Помните, что признание вины, чистосердечное раскаяние смягчает меру ответственности.
– Но моей вины нет. Я не убивал! – воскликнул Омельяненко. – Не мог убить.
– А я и не утверждаю этого, Осип Захарович, пока не утверждаю, поэтому и станете давать показания в качестве свидетеля по делу. Я лишь высказал мысль, что у вас был мотив, чего и вы сами не можете отрицать; что у вас нет алиби, значит, теоретически вы имели возможность сделать это. А есть ваша вина или нет – окончательно решит суд…
– Суд? Какой суд?!
– Самый обычный.
– Неужели вы не видите, что кто-то меня подставляет?
– Да вы не волнуйтесь. Разберемся. И еще: не советую скрываться. Не усугубляйте свое положение. Все равно найдем.
– И в мыслях не было. Я невиновен, поэтому и прятаться не вижу смысла. Завтра буду у вас.
– Мудрое решение. Надеюсь, вы его не измените.
24 января. Суббота. 14.35
Дворкин и Фомин возвращались из ресторана, где крепко подкрепились. Обед получился на славу, и оба пребывали в преотличном настроении. Несмотря на продолжающийся снегопад и метель, они
