почему Шафтит говорила, что на нём не выспишься? Укрывшись мягким пуховым одеялом, Улит ощущал, как усталость покидает его натруженное на ферме тело. «Интересно, как бы я себя чувствовал, если бы рядом лежала Шафтит?» – подумал Улит, и понял, что зря. Дрема, одолевавшая его, отступила, освободив место волнительным образам, совершенно не джентльменского характера. Улит полежал на левом боку. Затем полежал на правом. Лег на спину и постарался заглушить навязчивые образы, связанные с мягкими и упругими формами и нижним тёмно-синим бельем, но сонливость как рукой сняло. Понимание того, что в соседней комнате лежала обладательница всего этого, возможно, сейчас действительно голая, не давало покоя.
И когда Улит догрызал второй ноготь, Шафтит, тихо, как может красться в джунглях пантера, вошла в гостиную, рыбкой скользнула под одеяло и прильнула к нему. Дрожащие руки Улита, плюнув на заветы потомственной львицы, сами собой обняли муслинку. Губы землянина и муслинки соприкоснулись в первом из последующих поцелуев в ночи, обещавшей быть для Улита и Шафтит воистину славной.
Улит проснулся другим человеком, то есть человеком, обнимающим девушку.
За окном светало. Нормально выспаться не получилось, поскольку ночь удалась на славу. Но сын известного писателя не жалел, открыв для себя простую истину: занятия любовью могут приносить куда большее удовольствие, чем придирчивый разбор очередной экспозиции оригинальных творений современного искусства.
Улит полюбовался разметавшимися по подушке черными волосами возлюбленной и нежно поцеловал её в зеленое плечо. Шафтит чуть дрогнула во сне и тихонько и сладко вздохнула. Будить свою избранницу Улиту не хотелось, потому он сел на край дивана, зевнул во весь рот и, блаженно улыбнувшись, подумал: «Ну вот и свершилось, я познал еще одну грань жизни. А Верум-то знал, о чём говорит, муслинки отличаются от земных женщин только цветом кожи, в остальном они такие же… Наверное».
Улит сходил на кухню. Плита-печка, нагревшая крохотное помещение за ночь, полностью высушила одежду. «Вот и хорошо», – подумал он, снимая свои вещи с натянутой под потолком веревки.
Чтобы не будить Шафтит в столь ранний час, Улит хотел оставить ей записку, что-то вроде:
«Доброе утро! Жду тебя в обед на ферме, моя любимая лягушонка.
Целую, твой медвежонок Улиток.
P. S. Ути-пути.»
Но не оставил, так как понятия не имел, где находятся ключи от дома исписанной бумаги. А если бы и знал, то не мог же он оставить спящую Шафтит в незапертом доме. Кто знает, сколько мерзавцев-дегенератов и просто дегенератов ходит по гимгилимским улицам на рассвете? Зеленокожую любовь пришлось разбудить. Шафтит, не пряча наготы, бабочкой вспорхнула с постели, обвила шею Улита и поцеловала в губы. Улит лоснился счастьем и походил на медвежонка, дорвавшегося до бочонков с мёдом.
Не одеваясь, Шафтит встала, открыла шкаф, сняла с крючка связку ключей и, дурачась, погремела ими возле уха Улита.
– Не могла бы ты одеться, дорогая? – спросил Улит.
– Почему? – Шафтит изобразила удивление. –
