всегда… – шторы заколебал свежий, утренний ветерок.
Пустые, брошенные дома поднимались в рассветное небо. Серый, средневековый булыжник эхом отражал шаги. Высокая девушка, в деревенской юбке, вышитой кофте, и платке, на рыжих волосах, прошла мимо «Двора Польского». Нырнув за поворот улицы, не оглядываясь, она направилась к Ратушной площади.
Циона выбралась из деревенского амбара, где ночевала группа Блау, задолго до рассвета.
Прежде чем спуститься с горной базы, тетя Эстер, как ее называла девушка, разделила две сотни человек на летучие отряды. Над столбами пламени, уходящими в небо, гремел сильный голос:
– Каждой группе, идущей в Требниц, придается десять бойцов, с оружием… – вернувшись из Бреслау, Копыто принес хорошие вести, – их задача, охранять матерей с детьми… – тетя поправила перевязь, на плече.
Штерна ходила в русской полевой форме, со споротыми погонами. Светлые, коротко стриженые волосы играли золотом, в свете огня. За поясом женщина носила русский наган, и связку гранат, на спине висел немецкий автомат:
– Далее… – она покачала просыпающуюся дочь, – те, кто хочет остаться в Польше, искать родственников, должны обратиться в синагогу Белого Аиста, в Бреслау. Пан Конрад… – она склонила голову в сторону Блау, – узнал, что в синагоге собирается миньян, и выдается помощь, от союзников… – люди притихли, в кострах трещали дрова. Пахло гарью и сосновой смолой. Дети, набегавшись за день, дремали на коленях у матерей. В углу поляны бойцы, мужчины и женщины, готовили сухой паек и проверяли оружие. Эстер не хотела оставлять в горах пять отрядных пулеметов:
– Крестьяне дают нам телеги, – сказала она Блау, – для матерей с детьми. Набросаем сена, положим туда оружие. Документы у нас надежные… – Авраам привез из Кракова чемодан довоенных паспортов и удостоверений личности:
– Оскар отказывался от денег, – усмехнулся дядя, – но я его уговорил. Рано или поздно советы спохватятся, начнут сажать в тюрьму, за спекуляцию. Его лавочка закроется. Здесь… – дядя взвесил на руке чемодан, – хватит паспортов, чтобы срок в гулаге получить… – некоторые бойцы отряда бежали из советских лагерей для военнопленных, и рассказывали о тамошней жизни:
– Не хотелось бы после Аушвица в еще один лагерь попадать… – подытожил Авраам. Прислушавшись, он поднялся:
– Малышка проснулась… – дядя неожиданно нежно, робко улыбнулся, – ты не вставай, – коснулся он плеча жены, – я принесу нашу красавицу… – почти выхватив у тети чемодан, Циона быстро вышла из ободранной комнаты бывшей гостиницы. В спину ей летело хныканье ребенка, воркование тети:
– Наша Фрида, наша красавица, проголодалась. Потерпи, папа поменяет пеленки и поешь… – Циона сбежала по лестнице, гремя грубыми сапогами. Грудь, под шерстяной блузой, внезапно, остро заболела. На первом этаже пахло стряпней, копченым салом, капустным супом. Циону, отчего-то,
