поселений, данные для которого мы привели выше. Во-вторых, мы можем заключить, что следы языка мери, очень близкого с языком мордвы и черемис, сохранились в говоре теперешнего населения губерний Ярославской, Костромской и Владимирской, в местных названиях некоторых урочищ и поселений и в так называемых тайных языках этих губерний. В-третьих, мы имеем некоторую возможность уловить религию мери. Религия эта могла быть близка к религии мордвы и черемис. Первоначально, по всей вероятности, она ограничивалась грубым фетишизмом и не имела возможности доразвиться до того неясного дуализма и той неопределенной персонификации божеств, которые являются у мордвы и черемис. Поэтому навряд ли могли быть у мери идолы, которых нет ни у мордвы, ни у черемис. У мери пользовались священным значением камни, которые в житии святых Исайи и Авраамия называются идолами только по общепринятой христианско-благочестивой терминологии. В лесистой стране, в которой обитала меря, лес, без сомнения, так же почитался, как почитается он доселе у мордвы и черемис. У мери были жрецы, или, по крайней мере, главные совершители и распорядители жертвоприношений, вроде прявт и возатей мордвы и карт и мужан у черемис. Следы этих жрецов сохранились в волхвах, появлявшихся в Ростовско-Суздальской земле и имевших там большое значение. Вообще, религиозные верования и обряды мери не бесследно пропали. Еще не успев окончательно развиться и оформиться, они столкнулись сперва с религиозными языческими верованиями славян, а потом с христианскими их представлениями. Вследствие этого столкновения религиозные верования славян и мери так переплелись и перепутались, что трудно и почти невозможно добраться до точного определения, что принадлежит в них чудскому народцу, что славянам. Религия мери показала большую живучесть при распространении христианства в Ростовско-Суздальской области, что мы увидим в своем месте. Судя по этой живучести, и принимая в соображение, с одной стороны, выводы гр. Уварова из погребальных обычаев мери, а с другой – привязанность к своей религии мордвы и черемис, мы можем почесть за вероятное, что меря, при столкновении со славянами-христианами, отстаивала свои религиозные верования с оружием в руках. В-четвертых, быт мери, не представляя особенных отличий от состояния вообще дикого племени, может быть характеризован так: живя в лесистой, дикой местности, меря занималась звероловством и охотой, и, быть может, распадалась на несколько родов, имевших своих племенных князьков, вроде тех, которые в позднейшее время являются у мордвы.
В таких только чертах кажется нам возможным представить гипотетическое изображение мери. Далее в своих выводах мы идти не решаемся. Таким мог быть этот исчезнувший народец в то время, когда стали среди него появляться первые славянские поселенцы. Мало-помалу эти поселенцы берут верх над мерею, которая пропадает, или лучше сказать, претворяется посредством славян в особый тип – великорусский.
Но прежде чем мы начнем следить за тем, как явились славянские поселенцы