назад.
Платон опять скрылся в дыре. Капитан огляделся: море, ещё недавно тихое и спокойное, теперь катило валами, взмётывая целые горы воды и кидая их на берег ревущими стремнинами. Самое странное во всём этом было то, что в небе не было той мрачности, которой обычно сопровождается буря: шапки немыслимо белой, сверкающей пены летели над водой в солнечном блеске, и над этим мятущимся морем и трепещущей листьями сушей с невероятным напором и гулом нёсся и нёсся ветер. И нигде не было видно «Архистар», сколько капитан не вглядывался в горизонт.
«Вот и бери женщин на борт в следующий раз», – мрачно подумал он и опять полез в пещеру. Там он сел на рундук и, поглядывая на светлый лаз наружу, стал думать. Думал он недолго, скоро ухмыльнулся и сказал возмущённо:
– Сидим голодные на рундуке с деньгами!
И помолчав, добавил:
– Надеюсь, что Пендайс благополучно увёл шхуну от бури и скоро за нами вернётся. Что же? Надо идти в город. Поедим чего-нибудь… И посмотрим заодно.
– К испанцам? – спросил Платон.
– Ну, а мы сейчас сами с тобой испанцами сделаемся, – ответил ему капитан и поправился. – То есть, я – испанцем, а ты – со мной.
Он встал, зачерпнул из рундука горсть денег, выбрал из них испанские, бросив назад остальные, заложил деньги в пояс, золотые отдельно от серебра, и поманил Платона за собой.
Снаружи буря вроде даже усилилась: с высоких королевских пальм на берегу рвало, дёргало и тянуло листву ещё яростнее. Пригибаясь под ветром, капитан и Платон стали разыскивать свою шлюпку среди беснующихся кустов. Найдя её и перевернув, капитан взял свой чёрный испанский плащ, постоял, задумчиво глядя на шлюпку, потом пошарил в ней и вытащил свёрток. Развернув его, он обрадованно сказал:
– Ага, отлично! Платок нашего боцмана… То есть, теперь уже пиратский флаг с линями*. Боцман, наверняка, тут спрятал его с глаз долой. Лучше бы он еды положил.
Затем капитан в относительно спокойном месте за камнями обрезал ножом лини, туго, по самые белёсые брови, повязал платок боцмана, тщательно спрятал под него светлые волосы, натянул плотнее на голову шляпу Платона и накинул на себя плащ, придерживая его на рвущемся ветру.
– Вот теперь я в шляпе, в платке, а под плащом не видно пистолетов… Такой смуглый моряк с седой щетиной.
Он улыбнулся. Платон, который всё это время внимательно смотрел на капитана, вдруг сказал коротко:
– Глаза.
Капитан даже крякнул от огорчения, скривился и задумался.
– А я буду испанцем с голубыми глазами! – нашёлся он тут же. – Бывают же голубоглазые и светлые испанцы? Ну, там из Наварры, например.
Платон молча смотрел на капитана.
– Да, ты прав, – тут же согласился тот, помрачнев. – Тогда мне всем придётся объяснять, как в Пуэрто-Плата, что я наваррец.
Он задумался и опять воскликнул:
– А я буду слепым испанцем!
Капитан, явно обрадованный
