головорезам ее невестка и чистые голубки, ее маленькие внучата.
Муж пояснил, что делают это из-за того, что вышли из квартиры ночью без разрешения пахана. Затем Максим сообщил супруге, что вор в законе сообщил ему, будто группа бандитов отправлена им в соседний поселок для расправы с их сыном Иваном.
Тут муж опять побелел. Он снова услышал из мнимого радиопередатчика неизвестный голос, оповещающий его о приговоре, вынесенном братвой для них с Катей, и сообщение о немедленном его исполнении.
Максиму и его жене бандиты постановили выбить зубы пепельницей, что стоит на столе, полная окурков. Это, чтобы они не кусались, когда их начнут всей группой насиловать во все отверстия. Затем им отрежут языки, выколют глаза и все в этом роде.
Катя ничего не слышала. Но видела реакцию мужа на все сообщения, его рыдания и безвольное подчинение неизвестной силе. Ей становилось все страшнее и страшнее. То ли за себя, то ли за окружение, то ли за мужа.
В течение долгого времени она сидела в углу с неподвижными глазами, мертвой хваткой обхватив свои колени, слушая удары беспокойного сердца и всеми силами борясь с охватившим ее отчаянием и леденящим душу ужасом.
– Боже милостивый, – шептала она про себя, – если моя жизнь в твоей воле, и я могу умереть этой ночью, избавь меня от мучений, помоги мне набраться смелости и самой прекратить бессмысленную жизнь. Не дай грязным душам и рукам измываться над моим телом и душой! Образумь моего мужа, помоги ему, ибо он сам не ведает, что с ним происходит. Помоги моим детям, особенно дочери, неустроенной в жизни. Молю тебя, Господи, не оставь мою молитву без внимания. Слава тебе, Господи, слава!
Потом Максиму голос вдруг сказал, чтобы приготовился к единоборству с братками. Муж Кати снял рубашку, оставшись в одних спортивных брюках. И начал тренировку. Он высоко задирал ноги, как бы ударяя невидимого противника, махал руками, скакал и падал, периодически отвечая на только им слышимые вопросы и реплики. Потом, по словам Максима, пахан почему-то отменил обещанный бой.
Вдруг, слегка успокоенный отменой боя, муж заявил, что ясно слышал, как властный голос отдал приказ своим молодчикам врываться в квартиру. При этом приказал: – Бабку не трогать, она и сама сдохнет. А с ними хорошенько позабавьтесь.
Максим снова побледнел. И, подойдя к жене, обнял ее ледяными руками как в последний раз в жизни, прося при этом впервые в жизни прощение за свои прежние деяния. Он умолял не таить зла на него в последние минуты жизни. Говорил, что всегда любил только ее и боялся потерять.
Все это казалось Кате каким-то розыгрышем. Скорее, злым спектаклем или сном, который должен вот-вот закончиться.
Она чувствовала себя марионеткой со скованной волей, ничего не слыша и не видя, что было подвластно слуху и глазам мужа, веря и не веря ему. Но, слава Богу, он дал ей сил и ума понять,
