общего? – спросила Мэй. – Где смелость, там и любопытство, где любопытство, там смелость. Скажешь, не так?
– Хм! Действительно, сходство имеется. Бывает, пожалуй, что смелость и любопытство сливаются вместе, как ты сказала.
– Например, когда тайком забираешься в чужой дом?
– Вот-вот, – сказал я, перекатывая под языком карамельку. – Похоже, что в такие минуты любопытство и смелость идут вместе. Иногда любопытство вытаскивает за собой смелость и подгоняет ее. Но обычно любопытство скоротечно и быстро проходит – в отличие от смелости. Любопытство – что-то вроде приятеля, которому не можешь полностью довериться. Лишь зажигает тебя и в какой-то момент бросает.
И после этого приходится действовать в одиночку, собрав все свое мужество.
Мэй чуть задумалась.
– Да… Можно, наверное, и так сказать. – Она поднялась со стула, отряхнула шорты и посмотрела на меня сверху вниз.
– Послушай, Заводная Птица, ты не хочешь посмотреть колодец?
– Колодец? – поинтересовался я. Какой еще колодец?
– Тут есть высохший колодец. Он мне нравится. В какой-то степени. Хочешь взглянуть?
Мы прошли через сад и, обойдя дом сбоку, оказались у колодца. Метра полтора в диаметре, он закрывался круглой крышкой из толстых досок. Сверху крышка была придавлена парой бетонных блоков. Возле колодца, стенки которого возвышались над землей примерно на метр, как часовой на посту, стояло старое дерево. Как оно называлось, я не знал. Колодец, как и все, что принадлежало этому дому, казалось, уже давно был заброшен. Здесь ощущалось нечто такое, что я бы назвал «полной потерей чувствительности». Складывалось впечатление, что стоит человеку отвести взгляд от этой картины, как изображенные на ней неодушевленные предметы станут еще неодушевленнее.
При ближайшем рассмотрении оказалось, что колодец гораздо старше остальных построек. Похоже, его выкопали задолго до того, как возвели дом. Даже деревянная крышка выглядела очень старой. Стенки колодца были зацементированы, но, очевидно, цементный раствор для прочности положили на прежнюю конструкцию. Даже дерево рядом с колодцем всем своим обликом подчеркивало, что появилось на этом месте гораздо раньше соседей.
Я опустил на землю бетонный блок, снял одну из половинок дощатой крышки и, опершись руками о край, перегнулся и заглянул внутрь. Дна, однако, видно не было. Колодец, похоже, был глубокий – его нижняя часть утопала в темноте. Я принюхался – изнутри шел слабый запах плесени.
– Воды нет, – сказала Мэй. – Колодец высох.
«Птица, которая не умеет летать, колодец без воды, – думал я. – Дорожка, которая кончается тупиком. И еще…»
Девчонка подняла валявшийся под ногами обломок кирпича, бросила его в колодец. Чуть погодя оттуда донесся слабый сухой звук. И больше ничего. Звук был такой хрупкий, что его, казалось, можно искрошить в руках. Выпрямившись, я взглянул на Мэй и спросил:
– Почему здесь нет
