Я считала, это шутка – твои слова, что ты всегда будешь меня любить. Мой муж, бывший муж, – быстро поправилась она, – мой бывший муж тоже так шутил.
Антек громко рассмеялся и обнял ее за плечи. Она вздрогнула. Тепло его тела было настолько привычным, что она испугалась. Ведь это всего лишь шутка, это знакомый из прошлого, друг детства.
На третий день в поле, где в сентябре вызревала кукуруза, они любили друг друга на влажной земле. Они сидели на большом камне. Был холодный вечер. Она первая взяла Антека за руку, так просто, словно эта рука всегда ей принадлежала. А он запрокинул ее голову и стал целовать так, будто целовал ее всегда и никто прежде этого не делал. И решение пришло внезапно: не было ни отступления, ни обдумывания, ни выбора, ни согласия, ни протеста. Все происходило так, словно было всегда и они всегда были вместе и всегда знали тела и души друг друга.
А когда он стягивал с нее платье, у нее пронеслась мысль, что ей должно быть стыдно, что взрослые люди не делают этого на земле, что он, наверное, видел более красивых девушек, что левая грудь у нее больше правой, и он это наверняка заметит, ведь он врач и видел множество раздетых женщин…
А потом, когда они лежали в вытоптанном кукурузном круге и под ней была его рубашка, а на груди его рука, ей показалась смешной мысль о том, как она могла выглядеть, ведь это не важно. Все ее тело, казалось, пело от радости. За два года супружества она не познала того, что среди кукурузных початков.
– О’кей. Я тогда говорил серьезно.
– Что ты говорил серьезно?
– Не помнишь?
– Повтори, – просила она, а он водил сведенными пальцами по ее груди.
– Ты замерзла – таков мой диагноз. Пойдем.
Можно ли полюбить кого-то, кого не знаешь? Кого знал как маленького мальчика или маленькую девочку? Как понять, любовь это или желание, интерес, потребность в близости, страх одиночества? Почему она была уверена, что двадцать шесть лет ждала этого мгновения? Нет, не секса с ним на кукурузном поле, не влажности остывающей от зноя земли, она ждала его.
Часто ли она хотела, чтобы ее спасли? О да. Всегда. Она помнит, что ночью представляла себя в неволе. Что ее похитили бандиты и вот-вот убьют, но сначала помучают. Она в мужской одежде, непонятно почему, как мужчину ее схватили и осудили. Вот ее привязывают к дереву, сильно стягивают руки… Чтобы это лучше почувствовать, она просовывала руки под распятие и так лежала, глядя в потолок, а кисти затекали и становились бесчувственными. Тогда она закрывала глаза и сдавалась. С минуты на минуту они должны были выстрелить и убить ее, но вдруг кто-то ослаблял узы – она вынимала руки и клала их вдоль тела, под кожей начинало колоть и пощипывать. Тогда она знала и чувствовала, что спасена…
На фотографии, которую Аля заботливо хранит, изображение чужого мужчины, довольно высокого, брюнета. Он стоит рядом с молодой улыбающейся мамой.
Фотография черно-белая, и ничего больше сказать нельзя.
Она тоскует по нему?
Как можно тосковать по кому-то,
