не настаивал, не принуждал, а она хотела, чтобы он бросил ради нее все, доказал, что только любовь имеет смысл, больше ничего.
– Я? Это ты не способен ничего для меня сделать… – сказала она с сожалением.
– Любовь заключается не в этом. А ты сейчас требуешь от меня самопожертвования, как маленький нелюбимый ребенок. Ты не ребенок, ты женщина. Давай не будем ссориться, а подумаем, ведь это решение на всю жизнь. Ты хочешь, чтобы я немедленно изменил свои планы. Но нам обоим должно быть хорошо. Если, конечно, мы этого хотим.
– Я вижу, что ты не очень хочешь.
– А ты думаешь, существуют какие-то особые верительные грамоты на счастье? Гарантии? Кто их даст? Мы только к себе можем быть требовательными. – Он был раздражен. – Ты не слышишь того, что я говорю. Позвони, когда разберешься в себе. Но я тебе гарантию на счастье не выдам. Я готов рискнуть, а ты хочешь быть уверена. В этом разница между нами.
Аля не понимала, о чем идет речь. Она знала только, что весь этот страстный роман с товарищем по детским играм – мираж, из этого ничего не могло выйти. Антек не погнался за ней на машине, не удержал ее.
– Если бы он по-настоящему тебя любил, то приехал бы… – сказала ей подруга. – Но мужчины все такие.
– Аля… – Она подняла голову. – Можно тебя на минуту…
Она стояла с Антеком в коридоре, но не как любовница с любовником, а как внучка пациента с врачом.
– Алечка… – Его голос звучал тепло, таким голосом разговаривают с родственниками безнадежно больных. – Уже неделя, шансов немного.
Слезы полились по ее щекам и подбородку, она вытерла их внешней стороной ладони.
– Зачем ты мне это говоришь, я же знаю…
– Пойдем, может, что-нибудь перекусим… Ты сидишь, словно прикованная, в этой палате. Не сдавайся…
– Я не голодна…
– Ты измучена…
– А тебе какое до этого дело? – спросила она, повысив голос. – Правда, разве тебе есть до меня дело?
– Мне есть дело… до каждого человека…
– Вот именно! – разразилась она смехом и отступила к деду.
Ему есть дело до каждого человека.
Она плакала, сидя на кровати, плакала о дедушке, которого больше никогда не увидит за фисгармонией дома, не увидит, как он колдует белыми шариками. И еще она плакала о себе.
А она сама была готова оставить все?
Она? Но почему она? Разве не мужчина должен показать, что готов к серьезным отношениям? Убедить, понять, простить, бороться, быть настойчивым, не позволить ей уйти?
Кто должен пожертвовать всем, знать ответы на все вопросы? Разве это похоже на требование к отцу, а не к партнеру?
Как же трудно во всем разобраться! Антек к ней несправедлив. Она не думает об отце, потому что никогда не чувствовала его отсутствия, так же как не чувствовала отсутствия мамы, не тосковала по ним, не мечтала о том, чтобы их увидеть, нет, нет и нет.
А если она ошибается? Если не может
