так часто, как только пожелает.
Я заколебалась. Сестра Тереза и сестра Экстаза уже рассказали мне про то, как живут у Бримана пенсионеры. Судя по всему, это должно было стоить кучу денег.
Он покачал головой, словно отметая мои сомнения.
– Я все устрою. Продажа земли покроет все расходы. Может, еще и с лихвой. Я понимаю, Мадо, тебе это не по душе. Но может быть, так будет лучше.
Я обещала подумать. Бриман и раньше намекал на это в письмах, но открыто заговорил впервые. Мне казалось, что это стоящее предложение: Жан Большой в отличие от мамы никогда не верил в медицинскую страховку, а я не могла оплачивать уход за ним из своих скудных заработков. Несомненно, он нуждается в помощи. А у меня своя жизнь, в Париже, куда я могу – нет, должна – вернуться. Десять лет я идеализировала Ле Салан, воображая себя изгнанницей, ради места, которого уже нигде не было – а может, и вообще никогда не было, – кроме как в моей памяти. Но каковы бы ни были мои мечты, столкновения с суровой реальностью им не пережить. Мой дом уже не здесь. Слишком многое изменилось.
10
На выходе из дома мне попались Ален Геноле и его сын Гилен – они шли навстречу мне, из деревни. Оба запыхались. Они были очень похожи, но Ален – в традиционной парусиновой vareuse, а Гилен – в ядовито-желтой футболке, неоново светившейся на фоне загорелой кожи. Завидев меня, он ухмыльнулся и рывками побежал вверх по большой дюне.
– Мадам Жан Большой, – выдохнул он, останавливаясь, чтобы перевести дух. – Дайте нам на время ваш прицеп из шлюпочной мастерской. Это очень срочно.
Сначала я решила, что он меня не узнал. Это Гилен Геноле, он двумя годами старше меня; мы играли вместе детьми. Неужели он действительно назвал меня мадам Жан Большой?
Ален поздоровался кивком. Он тоже беспокоился, но явно не считал дело настолько важным, чтобы из-за него бегать.
– «Элеонора», – крикнул он из-за дюны. – Мы ее нашли в Ла Уссиньере, сразу за «Иммортелями». Мы сейчас идем туда, забирать ее, но нам нужно взять прицеп у вашего отца. Он дома?
Я покачала головой.
– Я не знаю, где он.
Гилен явно забеспокоился.
– Дело неотложное, – сказал он. – Нам придется забрать прицеп так. Может, вы… скажете ему, для чего это…
– Конечно, берите, – сказала я. – Я пойду с вами.
Тут Ален, наконец поравнявшийся с нами, посмотрел на меня с сомнением.
– Не думаю…
– Это лодка работы моего отца, – твердо сказала я. – Он ее построил много лет назад, еще до моего рождения. Он мне никогда не простит, если я не помогу. Вы знаете, как он ее любит.
Он любил ее по-настоящему; это я помнила. «Элеонора» была первой из его дам, не самая красивая, но для него – дороже всех. Одна мысль о том, что лодка может погибнуть, приводила меня в отчаяние.
Ален пожал плечами. Для него лодка была средством к существованию. Где под угрозой деньги, там нет места сантиментам. Гилен побежал за прицепом, а мне вдруг стало легче – словно эта чрезвычайная ситуация означала для меня отсрочку приговора.
– Может,
