Алёна, кокетливо наклонив голову на бок и продолжая улыбаться.
Перемены, произошедшие в ней, были весьма удивительны.
Будто бы вуаль сонливой и осторожной скованности, окутывавшая её дотоле, как паутина розу, теперь была сброшена, разорвана, и маленький невзрачный бутончик раскрылся, очаровывая своей прелестью и молодым, но уже сильным, с лёгким привкусом терпкости благоуханием, обещающим обильный и ароматный нектар, капли которого прятались где-то между розовых, просвечивающих на солнце тонкими нежными жилками, лепестков.
Я подумал: «Уж не связано ли её преображение как-то с моей болезнью и странными снами?» – и от этой догадки во мне сочно заиграли самые низкие душевные струны, отчего в груди стало и больно, и сладостно, и жарко до жжения, и холодно до озноба. Весь этот коктейль, вся эта смесь, перемещаясь всё быстрее, в несколько секунд ввели меня в такое неописуемое состояние, что я уже и понять не мог, что со мной происходит, где верх, где низ, и стоят ли ноги мои на земле или же, оторвавшись от неё, парят над нею.
Очертания фигуры девушки, черты её лица сделались вдруг расплывчатыми, неясными, но вместе с тем сильное влечение потянуло меня к ней, и я с ужасом обнаружил, что к своему стыду не могу с ним справиться…
Сквозь чары прорывался возмущённый, приглушённый шёпот Алёны. Они стали расходиться, рассеиваться, как туман, и я увидел, что держу девушку в своих объятиях.
– Пусти же, говорю! – она упиралась в мою грудь своими руками, стараясь оттолкнуться, отпрянув назад, прогнувшись в гибком стане.
– Прости!.. Не знаю, что это со мной!..
Я раскрыл объятия и освободил её.
Алёна отступила на шаг и зачем-то стала отряхивать, оправлять юбку сарафана:
– Ты что, припух?! – она задала этот вопрос, не требовавший ответа, но в голосе её не было обиды, а лёгкая игривость интонации давала понять, что проступок если и не прощён уже, то вскоре будет забыт.
Я оглянулся. Свидетелей вроде бы не было: Пелагея громыхала в дальней части избы посудой, занятая по хозяйству.
– Пойдём вечером на танцы, – предложила девушка, и я тут же согласился, не зная радоваться или огорчаться, но потом спросил:
– А где тут у вас клуб или что-нибудь ещё?..
– В Большой Василихе.
– Так это ж далеко!
– Ну, и что?! Подумаешь – далеко! Когда сильно хочется – вовсе не далеко… Ну, пойдёшь?
– Пойду, – подтвердил я свой ответ, вспоминая довольно-таки дальнюю дорогу к соседней деревне.
Алёна попрощалась со мной до вечера и, легко проскакав по ступенькам крыльца, пошла по кривой деревенской улице торопливой, пружинистой походкой. В её движениях чувствовалась какая-то окрылённость и радость ожидания приятного события.
Я долго смотрел ей вслед, пытаясь разобраться в своих чувствах и не пропуская мимо внимания ни одного её движения, с любопытством вспоминая стройные, поджарые
