рабочих, он все повторял:
– Я знаю, знаю, вы будете отомщены!..
Если властью, данной Богом, монарх служит дьяволу, то монархия обречена лететь в преисподнюю…
Манифестанты были расстреляны и на других направлениях.
Однако, несмотря на вооруженные кордоны солдат и казаков, на безжалостный разгон и расстрелы демонстрантов, тысячи рабочих со всех концов Петербурга продолжали упорно продираться к центру города, к Дворцовой площади.
– Царя! Царя! – теперь уже неистово, остервенело неслось по толпе.
– Трусы! Японцы вас бьют, так вы на своих решили отыграться, расстреливаете безоружных!..
Внезапно эскадрон кавалергардского полка бросился на толпу. Солдаты рубили людей саблями, избивали нагайками. Один за другим десятки людей замертво падали на залитый кровью снег.
Отец Георгий был полностью оглушен случившимся. Он бежал вместе со всеми – увлекавшим его куда-то Рутенбергом и пятью рабочими, его добровольными охранниками. По пути им то и дело попадались разбегающиеся от расправы люди. Одни обгоняли их, другие бежали навстречу. Но никто не узнавал отца Георгия, длинные волосы которого скрывал поднятый воротник пальто, а низко на глаза был надвинут меховой треух.
– Куда мы бежим? – наконец спросил отец Георгий.
– В надежное место, – прошептал ему на ухо Рутенберг так, чтобы никто из сопровождавших их рабочих не мог его услышать. – Да мы уж почти на месте. Надо бы их отпустить, – кивнул он в сторону добровольных телохранителей, – а то мало ли что… Ведь мы их совсем не знаем.
– Да не предадут они. Это ж наши, путиловские, – возразил отец Георгий, но спорить не стал.
Он остановился, пожал каждому руку.
– Спасибо, братья. Дальше уж мы сами доберемся. А на прощанье скажу: знайте, наша борьба не закончена, она только начинается. Не мы первые начали… Что ж, царь отказался от нас. Так и мы теперь отказываемся от него!
Наконец они добрались до своей цели. Остановившись у подъезда одного из домов, прежде чем открыть дверь, Рутенберг опасливо огляделся по сторонам. Не заметив ничего подозрительного, подтолкнул своего подопечного в глубину подъезда. По гулкой чугунной лестнице они поднялись на второй этаж, и Рутенберг дернул цепочку звонка на одной из дверей. За ней послышались осторожные шаги, звякнули ключи, и на пороге появился крепкого телосложения детина. Он явно был хорошо знаком с Рутенбергом, но на отца Георгия уставился подозрительно.
– А… Пинхус Моисеевич!.. – протянул он Рутенбергу руку. – А кого это вы с собой привели? Что-то лица не припомню…
– Это отец Георгий. Георгий Апполонович Гапон-Новых, идейный вдохновитель «Собрания русских фабрично-заводских рабочих», организовавший и возглавивший нынешнее шествие рабочих…
– Отец Георгий! Неужели это вы!.. – ахнул детина, сразу потеплев в лице. – Так проходите, проходите же скорее! – и отступил, приглашая их войти.
Закрыв за пришедшими дверь, он помог им раздеться, все время приговаривая:
– Ах,
