на расходы для студии, – провозгласил он шаляпинским басом.
Белянкин, не понимая, поднял брови.
– Ну, тюль, там, стулья, в общем, вам виднее, – ответил мужик и ушел.
Когда Белянкин сунул свой длинный, острый нос в конверт, ему стало дурно. Он даже вспотел, а руки задрожали. «Таких» денег он никогда не видел! Во-первых, понятно, что в стране Советов доллары были не в чести у власти. А во-вторых, сделав нехитрые подсчеты, пришел к выводу – ему даже пришлось расстегнуть рубаху – в конверте лежал его годовой заработок в «доброе советское время». Педагог прошелся по кабинету. Зачем-то закрыл, а потом опять раздвинул шторы. Поглядел на бордовые пыльные портьеры и все решил. Решил в одну секунду и для себя, и для студии. Он купит в кабинет новые голубые шторы и заменит древний продранный местами линолеум. И наконец-то, пригласит настройщика для пианино. И лампочки он поменяет.
И он все это сделал. Кабинет преобразился. Дети, в частности Люся и Ромала, быстро включились в работу. Они вымыли подоконники, батареи. Белянкин побелил потолок и повесил новые гардины, на которых теперь висели небесно-голубые портьеры. Он сам на своем кашляющем «Москвиче» привез и постелил линолеум. Саша и Кирилл ему помогали.
Когда в очередной раз меценат посетил занятия Вероники, Андрей Петрович подскочил с чеками и копиями к ним, рассказывая, как и на что были потрачены деньги. Инвестор, крякнув, хлопнул недоуменно глазами.
– Вы просто пещерный человек, Андрей Петрович, – сказал он негромко.
Белянкин растерялся.
– Думал уже, что с этой долбаной перестройкой и капитализмом честных людей не осталось, – продолжил олигарх. – Впервые рад, что оказался неправ. Вы себе-то хоть что-нибудь купили?
– То есть как «себе»? – не понял педагог.
Владимир Кузьмич, отец Вероники, хотел уже что-то эдакое высказать горе-учителю, но, прочитав на лице Белянкина искреннее непонимание, сдержался.
– Лично себе, – пояснил «новый русский», – я просто так сказал про шторы. Просто… ну нужно же было что-то сказать! Другой схватил бы деньги и все на себя спустил… Ошибся я в вас, Андрей Петрович. Простите, дурака. Кругом одно ворье, хотя нет. Много ворья. Сплошь ворье, куда не глянь. Только это и, правда, лично вам были деньги. Так сказать за труды. Ника даже дома петь стала. Я знаю, что она у меня не Алена Апина и не Наташа Королева. Но уж больно хочется похвастать хоть какими-то талантами единственного ребенка. А то ведь, прям, беда. Знай только, жвачку жует, ну, прям как корова, да телик смотрит. А ведь мне ее замуж отдавать. Кто ж на нее позарится, на неумеху и лентяйку?
Андрей Петрович в ответ лишь, как рыба, беззвучно открывал и закрывал рот. В этот раз он получил уже два конверта.
– Это на нужды студии. А это лично вам. Вы поняли меня? – с нажимом спросил меценат.
Педагог кивнул, прижимая трясущимися руками к груди конверты с деньгами.
Глава
