Они не сказали. Да и какая разница? – Ясмин сняла с головы шарф и тряхнула длинными, словно у Афродиты, волосами, которыми она так славилась. Из огромной сумки выудила несколько браслетов и нанизала их на свои изящные руки. Затем настала очередь гигантских серег-колец. И вот, без каких-либо косметических ухищрений, возник образ самой популярной «цветной» фотомодели.
– Кого-нибудь уже арестовали?
– Нет. – Ясмин нанесла на губы коралловый блеск. Слегка подкрасив румянами щеки, она придирчиво осмотрела себя в зеркальце.
Хотя час пик уже прошел, движение на автостраде было, как всегда, интенсивным. Клэр умело преодолевала заторы и чувствовала себя уверенно. Она прожила в Нью-Орлеане всю жизнь. Поскольку Ясмин теперь приходилось делить свое время между Новым Орлеаном и Нью-Йорком, Клэр обычно встречала ее в аэропорту.
– Убийца оставил какие-нибудь следы? Нашли его оружие?
Ясмин в нетерпении захлопнула зеркальце.
– Это была лишь сводка новостей, понимаешь? Детали не обсуждались. Репортеры там охотились за каким-то парнем из прокуратуры, добивались, чтобы он сделал заявление, но он так ничего и не сказал. А почему это тебя так интересует?
– Мне не верится, что он мертв. – Клэр слегка запнулась, прежде чем произнести последнее слово, как будто вымолвить его ей было не под силу. – Вчера вечером он еще читал проповедь в Домском соборе.
– В новостях как раз показывали сюжет об этом. Он был снят крупным планом – лицо красное, белые волосы дыбом, кричит что-то об огне и потопе. Призывает каждого американца встать на колени и молить о прощении. – Ясмин нахмурила красивые брови. – Как Господь Бог может услышать чьи-либо молитвы, если этот Уайлд так орет? – Она поморщилась. – Я рада, что его наконец заткнули. Теперь он не будет маячить на нашем пути.
Клэр сурово посмотрела на Ясмин:
– Тебе не следует так говорить.
– Почему нет? Я так чувствую. Естественно, я не собираюсь рыдать и притворяться, что оплакиваю его уход, – саркастически заметила Ясмин. – На их месте я бы медаль вручила тому, кто избавил эту страну от такой заразы.
Преподобный Джексон Уайлд, выступая со своими проповедями по телевидению, вел крестовый поход против порнографии. Свой телевизионный выпуск он объявлял священной миссией и торжественно клялся вырвать с корнем безобразие и бесстыдство из душ американских граждан. Гневные проповеди Уайлда ввергали в исступление тысячи его приверженцев. Нападкам подвергались художники, писатели – вообще деятели искусства; их работы запрещались, а кое-где подвергались осквернению.
Многие сходились на том, что крестовый поход, объявленный телеевангелистом, – угроза пострашнее, чем простой запрет порножурналов. Его рассматривали как ущемление прав человека. Юридических определений того, что считать непристойным, как таковых не существовало, Верховный суд США так и не преуспел в разработке четких понятий, и потому зачастую точка зрения Уайлда принималась за критерий при оценке того или иного произведения. Против этого и протестовали оппоненты неистового проповедника.
Разразилась
