этот раз я не торопился с отъездом в город и пробыл в Парголове до трех часов ночи.
Возвращался я ночью домой по той же дороге, на той же лошади, но, имея в кармане кастет и хороший револьвер, я был далеко не прочь еще раз повстречаться с моими знакомыми незнакомцами. К моему сожалению, встречи с «нечистой силой», так нагло ограбившей меня, не произошло, и я без всяких приключений доехал до города.
Вскоре после этого семья моя переехала с дачи, и мои поездки в Парголово прекратились.
Подошла осень. С каждым днем мой квартал все более и более оживлялся. Бездомные и любители чужой собственности роем возвращались с лона природы на старое пепелище. Следствием этого всегда было занесение в уголовную хронику Петербурга длинного ряда преступлений, от мелких краж до кровавых убийств включительно.
Эта волна столичных происшествий волей-неволей отвлекла меня от поисков парголовских грабителей. Пришлось все силы наличного полицейского состава сосредоточить на розысках исключительно в столичном районе.
Судьба как бы нарочно поддразнивала меня. Мне удалось в один день раскрыть два запутанных преступления, «накрыть» убийц и ночью на допросе добиться от них чистосердечного признания, но напасть на след парголовской шайки так и не удалось.
В довершение ко всему некоторые из моих близких знакомых успели заметить отсутствие известной им цепочки и часов с моими инициалами. Видя меня часто в дурном расположении духа, они стали надо мной подтрунивать, объясняя исчезновение вещей проигрышем в карты. Другие же, с более фривольной фантазией, решили, что у меня есть на стороне «интрижка»…
Неуспех розыска угнетал меня.
Прошло около двух недель. На одном из утренних докладов у обер-полицеймейстера графа Шувалова он передал мне телеграмму со словами:
– Съездите в Парголово, произведите дознание и сделайте что нужно для поимки преступников.
Телеграмма была такого содержания:
«В ночь на сегодняшнее число на Выборгском шоссе ограблена с нанесением тяжких побоев финляндская уроженка Мария Рубан».
Поручение это пришлось мне не по сердцу. И по Петербургу у меня было множество дел, а тут еще ехать в пригород ради какой-то ограбленной чухонки…
Но граф не переносил возражений, а потому не оставалось ничего делать, как покориться.
Узнав о местожительстве потерпевшей, я на своем иноходце за два часа доехал до деревни Закабыловки. Стоявшие у ворот одного из одноэтажных домов нижний чин и человек пять праздных зевак без слов подсказали мне, куда завернуть лошадь.
В избе я увидел знакомую мне картину. В переднем углу под образами сидел, опершись локтями на деревянный крашеный стол, становой пристав, строчивший протокол. Поодаль, около русской печи, за ситцевой занавеской громко охала жертва. Тут же суетился маленький юркий человек, видимо, фельдшер, и две какие-то бабы голосисто причитали на разные тона.
Подождав, пока больная
