госучреждениям – выяснить насчет этого Якубы. Пошел в наш районный паспортный стол – может, съехал человек на другой адрес. Такое иногда случается. Дом ведь там практически аварийный. В паспортном столе я выяснил – проживает товарищ Якуба в этом доме три года-с 1963. Место предыдущей прописки я тоже на всякий случай посмотрел. Здесь село есть небольшое. Колхоз такой – «Заря коммунизма». Я как-то раньше проезжал его. Вот там и жил. Но и это еще не все.
Присяжнюк доставал козыри с рукава, один за другим, интригуя меня все больше и больше. Умел ведь человек работать мозгами. Хлеб свой даром не ел.
– Еще койку имел в общежитии при судостроительном заводе. Четыре года давил матрас, – почему-то тяжело вздохнул Присяжнюк и замолчал. Я решил, что это как-то касалось и его лично. Видать и он помаялся по всяким общежитиям и малосемейкам. Я невольно стал укорять себя, что практически ничего не знаю об идущем со мной рядом сослуживце. Плохо, Ткаченко, плохо.
– Теперь что касаемо его работы. Ведь я с утра ходил сам не свой. Все думал и думал об этом Якубе. Не женат, а ведь ему – пятый десяток пошел. Это я тоже выяснил в паспортном столе. Деток нет. Живет бирюком, у черта на куличках. Один как перст, – потянуло старшину поразмышлять о судьбе совсем незнакомого мужчины.
Этот Якуба прямо как наш дворник Сыпко, подметил я. Разговорился старшина, а я считал его малословным. С каждой минутой Георгий Присяжнюк вызывал у меня все большую симпатию. После небольшой, длившейся несколько секунд паузы, старшина продолжил.
– Узнал я, и последнее место, где он работал. Только это на другой стороне города. «Вторчермет» – есть такая организация.
– Приемка металлолома? – попытался я угадать.
– Да, вроде того.
– Ну, Георгий, молодец, – похвалил я участкового, но в ответ он лишь достал помятую пачку «Примы» и, достав из нее сигарету, прикурил от спички, при этом жадно затянулся, словно наш разговор утомил его.
Оставшуюся дорогу к Северному переулку мы молчали, думая каждый о своем.
– Вон он – дом номер семь, – махнул рукой старшина, когда мы прошли пустырь, заставив меня внимательно присмотреться к пункту нашего назначения.
Дом действительно оказался старым. Кирпичные дымари наполовину развалены. Крыша старомодная, трехскатная, со светелкой. Фасад облущен, весь в трещинах, местами порос мхом, от сырости. Окна маленькие, узкие, словно бойницы крепости. Из одного окна торчала кривая труба. Скорее всего, в этой квартире была «буржуйка». Возле дома два совсем грубых деревянных столба, на котором сушилось чье-то белье. И фонарный столб, единственный атрибут цивилизации. Но могу побиться об заклад, что фонарь не радует своим светом жильцов этого мрачного дома. Я думал, таких домов уже нет. А вышло вон оно как. Я посмотрел на Присяжнюка, но он лишь пожал плечами. Красноречивый жест: «мол, что я говорил».
– А все-таки прав был Владимир Ильич, – начал я, встретив недоуменный взгляд участкового. – Коммунизм – есть Советская власть плюс электрификация всей
